Сокол против кречета

Елманов Валерий Иванович

– Смотря во имя чего, – немного поразмыслив, откликнулся отец Анастасий. – Да и не было его. Он же не себя помышлял изничтожить, когда фитиль запаливал, а ворогов. Предложи ему кто, чтоб они погибли, а он живой остался, – нешто не согласился бы?

– Думаю, да.

– То-то. Значит, не убивал он себя сознательно. И потом, слыхал ли ты о жертве искупительной, коей все прошлые грехи смываются?

– Слыхал, но об этом после, отче, – торопливо произнес Святозар, косясь на противоположный угол, где темник понемногу начал выказывать нетерпение. – Допрежь того меня выслушай, отец Анастасий. Мыслю я бежать отсюда, но не один, а со всеми. Потому тебе надо сделать так. Когда нехристи уйдут, ты ход открой и залезь туда. Токмо лучину запали,

а то нишу не сыщешь. Она слева должна быть, шагов через полета, не боле. В ней три ножа. Возьми тот, у коего из деревянной рукояти железо торчит. В одном из кирпичей отверстие имеется. Сунь туда эту рукоять, только чтобы лезвие назад, к церкви глядело. Сунь и поверни. Пред тобой должно потайное место открыться. Оно небольшое, но все, что нужно, там имеется – и арбалеты, и сабли, и луки. На десяток человек хватит. Но ты их не бери – все равно незаметно пронести не сумеешь. А вот ножи прихвати. Я с Бурунчи поговорю, и он тебя завтра пустит к нашим раненым. Ну, там, для отпущения грехов и всякого прочего. Ты переговори с ними, чтоб верили мне. Я тоже в это время постараюсь быть рядом, чтобы отвлечь монголов. Пусть темник больше на меня любуется, чем на тебя. Сумеешь ты с ними неприметно перемолвиться, не забоишься?

Озадаченный священник пристально смотрел на взволнованного князя и молчал, не говоря ни слова в ответ.

– Значит, сумеешь, – кивнул Святозар. – Потом я сам к тебе явлюсь – мне ножи и передашь. Да, кроме них захвати еще звездочек, токмо поостерегись, чтоб не порезаться. Они маленькие такие, вострые, ты их сразу признаешь. Все ли понял, отче? – вновь спросил Святозар.

Отец Анастасий вытер со лба неожиданно выступившую испарину и хрипло прошептал севшим голосом:

– Не пойму я тебя. То ли и впрямь душа твоя неповинна в тяжком грехе, то ли ты раскаялся и искупить его пытаешься, души христианские спасая, то ли, обуянный сатаною, и остатних погубить возжелал. Камо грядеши, княже?! В геенну огненну, али очиститься решил?

– Пусть они без меня не начинают, – не ответив, продолжал шептать Святозар, косясь на темника. – Я сам им скажу, как и что надо делать. Тут еще бра-танич мой должон быть, Николай Святославич. Им его тоже надо с собой взять.

– А выйдем когда – что далее?

– Отче, в святом писании сказано: «Довлеет дне-ви злоба его» [110] ? Вам всем еще дожить до этого надо. Тогда и думать станете, что да как.

– Нам? – не понял священник. – А ты что же? Не пойдешь со всеми?

110

Святозар цитирует церковнославянский текст евангелия от Матфея (6:34). В современном тексте эта фраза звучит так: «довольно для каждого дня своей заботы».

Святозар гордо вскинул голову и произнес:

– Я русич, отче. Когда выберетесь отсель, то, надеюсь, услышите обо мне.

– Кто же поведает нам о тебе в степи пустынной? – в страхе перекрестился священник, решив, что князь повредился рассудком.

Но лик Святозара ничем не напоминал лицо безумца, напротив, чуть ли не светился.

– Небо, – ответил он загадочно. – Небо и глас с него.

Глава 17

Смертию смерть поправ

Эта подлая жизнь не раз и не два

Окунала меня в кровищу лицом.

Потому я давно не верю в слова,

И особенно – в сказки со счастливым концом.

Если выжил герой всему вопреки

И с победой пришел в родительский дом,

Это – просто чтоб мы не сдохли с тоски,

Это – светлая сказка со счастливым концом.

Мария Семенова

Однако все пошло не совсем так, как задумал Святозар. Трудности начались с братанича. Бурунчи долго упирался, никак не желая допустить посещения князем своего племянника. Вконец озлившийся Святозар заявил, что пусть темник тоже не ждет от него помощи, если он не собирается уступить даже в эдакой малости. Пришлось Бурунчи сознаться, что Николай Святославич занедужил пуще прежнего и сейчас находится без сознания.

– Лекари от него который день не отходят, – пожал плечами темник. – Поделать же ничего не могут. Иди, если хочешь, но завтра…

Святозар видел всякое, но никогда ему не было так больно, как при посещении умирающего братанича. Бурунчи не солгал – возле постели, на которой лежал Николай, суетились сразу три лекаря, но запах омертвевшей плоти, ударивший князю в нос на самом входе, сразу сказал ему обо всем.

– Огневица [111] , – прошептал Святозар, глядя на безжизненное лицо юноши и еле сдерживая рвотный позыв.

Трое китайцев о чем-то тихо переговаривались на своем загадочном языке, совершенно не обращая внимания на вошедшего человека.

111

Огневица (она же позже называлась Антонов огонь) – название гангрены у славян. Происходит от ярко-багрового цвета, который приобретают пораженные ткани.

– Он сможет выжить? – спросил Святозар.

Один из лекарей поднял голову и вопросительно уставился на князя. Тот повторил свой вопрос. Китаец наконец понял и вместо ответа откинул одеяло, обнажая тело Николая. Святозару хватило одного взгляда, чтобы понять – обречен. Страшная краснота на левой ноге племянника доползла чуть ли не до паха, а от колена и ниже и вовсе почернела.

В это время Николай открыл глаза и улыбнулся точно так же, как тогда, давным-давно, когда их ловили за какой-нибудь проказой и, невзирая на гордые титулы, наказывали, причем Святозару доставалось гораздо больше, как старшему. После наказания у Николая и появлялась на лице точно такая же виноватая улыбка, будто он извинялся за то, что ему досталось гораздо меньше, чем стрыю.

– Держись, братанич, – ободряюще подмигнул князь. – Авось вырвемся.

– Я не маленький, – почти беззвучно прошептал Николай. – Мне с такой огневицей и трех дней не вытянуть – высоко забралась поганая. Смердит поди от тела-то?

– Терпеть можно, – кивнул Святозар.

– Как тогда, – слабо улыбнулся больной, и оба поняли, что он имел в виду.

Точно так же стрый отвечал, когда маленький княжич после наказания спрашивал, больно ли ему.

– Ты вот что, – заторопился Николай, и его руки стали суетливо собирать что-то невидимое с одеяла, которым его вновь укрыли заботливые лекари.

«Обирается уже, – похолодел Святозар и взмолился: – Не при мне бы, господи!»

– Мне уже не помочь, а вот детишек моих не оставь, – как-то жалко попросил княжич.

Святозар кивнул, хотел было что-то произнести в ответ, но умирающий уже закрыл глаза, и князь молча вышел.

Слово, данное Бурунчи, он сдержал, но не так, как хотелось бы темнику, объяснив, что для начала надо вместе с подручными перебрать порох, потому что часть его отсырела.

Уговорить Бурунчи дать разрешение на то, чтобы священник посетил всех раненых, попавших в полон, и отпустил грехи умирающему княжичу, Святозару тоже удалось не сразу.

Темник то ли прикидывался, то ли и впрямь не понимал, что грехи христианин сам себе отпустить не может, а сделать это перед смертью надо. Скорее же всего, хитрый монгол какой-то дьявольской интуицией чувствовал – в этой просьбе таится нечто опасное. Но подозрения подозрениями, а князю до поры до времени он должен был уступать. Хан предупреждал темника, чтобы тот исполнял все желания Святозара, если князь не будет противиться и упираться в главном.

– Как ты не поймешь?! Если я зайду вместе со священником, то получится, будто это я его привел! Да и на меня самого так коситься не станут, – убеждал князь темника.