Сокол Ясный
Шрифт:
– Раздевайте ее! – велела Угляна. – Не угодна она нынче вилам.
– Но почему? Как это может быть? – загомонили девушки. – Всегда была угодна, а теперь нет?
– Стало быть, есть причина, – сумрачно отозвалась Угляна и взглянула на Младину. – Ломайте новые ветви, вот она «березкой» пойдет.
– Почему она? – оскорбилась Ледана. – После Веснояры я старшая!
– Пусть Ледана идет, – согласилась Младина. – Она и ростом выше.
В последнее время она старалась не привлекать к себе внимания. Да и как знать, если она вздумает «ходить Лелей», не выкинут ли своенравные духи нечто такое, что обнаружит перед всеми ее «странности»?
– Хорошо. –
Девушки испуганно закивали. В невестах ходят обычно недолго, поколения тут меняются через год-другой, но даже от матерей или старших сестер никто не слышал о таком, чтобы вилы отвергли выбранную «березкой» – лишили ее зеленого одеяния и не дали выйти из рощи!
– Идемте, ну! – подтолкнула подавленных и оробевших подруг Младина. – Надо новую зелень набрать, да поживее, а то люди ведь ждут на полях, неладное почуют.
Пока прочие ломали новые ветки, Угляна и Лисена помогали Веснояре освободиться от старых. Однако высохшие ветви стали такими жесткими, так плотно сплелись, образовав почти непроницаемый кокон, что их приходилось ломать; то и дело обломанный острый конец задевал кожу девушки, Веснояра была уже вся исцарапана и причитала со слезами боли на глазах.
– Подумай, может, ведаешь, за что злы на тебя вилы? – шепнула ей Угляна, чтобы никто не слышал. – Просто так ведь ничего не бывает!
– Ничего я не знаю! – в досаде и отчаянии отозвалась Веснояра. – Все по обряду делали… ничего не нарушили… ты же сама за всем глядела!
– Не сейчас. Может, раньше в чем ты перед русалками провинилась?
– Не знаю я ничего!
Наконец набрали новых ветвей и одели Ледану. Векша тайком шептала между сестрами: голядка-де и больше на березу походит, такая же долговязая, тощая, руки костлявые, будто сучья! Те улыбались, обиженные и встревоженные из-за неудачи старшей сестры. Младина заняла место в паре с Домашкой, и шествие снова тронулось.
Пришла наша весна красна,
– заново запела Домашка, боязливо оглядываясь на Ледану-«березку».
Ой, Лели-Лели, весна красная!
– неуверенно подхватили остальные, готовые каждый миг остановиться, если и с этой «березкой» что-то будет не так. Но Ледана шагала ровно, хотя в душе тоже боялась: а вдруг русалки в этом году вовсе не желают обряда? Вдруг будут душить всякую, кто наденет березовый наряд, и ей тоже придется боками поплатиться за эту честь? Она уже жалела, что выскочила вперед – пусть бы Младину вели! – но отступать было поздно.
Однако все шло благополучно, и когда шествие выдвинулось из рощи и приблизилось к первым полям, Ледана улыбалась уже вполне уверенно. Люди в удивлении поднимали брови – все ожидали увидеть во главе невест другую девушку, – но мало ли что там у них, у девок, та ли, другая ли, главное, чтобы обряд шел своим порядком. Не глазами хлопать явились, а дело делать. Хозяева каждого поля припасли пару ведер с речной водой, и теперь, когда шествие двигалось мимо, хватали ведра и выливали воду на Ледану. Озорничая, старались задеть и прочих девок, так что скоро все уже были мокрые – стоял визг, смех, вопли, прерывающие пение, старики и молодые веселились, как дети. Парни
Ходили долго, чуть не весь день, обходя все ближние поля у Овсеневой горы. Несколько раз присаживались, хозяева поля выносили угощение – все те же яйца, творог. Хлеба и пирогов почти не было – они пока лишь проклюнулись из земли зелеными травинками. Ледане-Леле есть, как и говорить, было нельзя, она только пила понемногу молока, и к концу обхода едва держалась на ногах. Прочие девушки тоже устали и охрипли от непрерывного пения, хоть и отдыхали по очереди. Но наконец обход был завершен, впереди показалась опушка березовой рощи.
За первыми деревьями их встретила Веснояра: весь день она просидела там, дожидаясь сестер и подруг. Выглядела первая невеста волости мрачной и обиженной: непонятно за какие провинности сами богини, выходит, не допустили ее к участию в обряде, побили, исцарапали! Может, думают, что слишком засиделась она в девках – да разве в том ее вина? Весь день Веснояра не могла даже встать, но едва обход полей закончился, как боль в колене утихла сама собой. Только красные свежие царапины на всем теле и на лице напоминали о гневе русалок.
Повалившись на траву, девушки стонали, причитали, как они устали, клялись, что до утра не двинутся с места. Самые голодные подъедали остатки утреннего пира, перебирали разноцветную скорлупу в поисках уцелевшего помятого яичка.
Но куда подевалась усталость, когда объявились парни! Ранее им нельзя было показываться на девичьем празднике, но теперь пришло их время: нарядные, в беленых вышитых рубахах, они окружили поляну почти со всех сторон, дожидаясь, пока девушки позволят приблизиться. Это были сыновья тех же родов, что и девушки: Заломичи во главе с Задором, Хотиловичи, их ближние соседи Бельцы, материны родичи Бебряки, Дубравцы, Домобожичи, Еловцы, Муравичи. И Могутичи явились, отметила Младина, узнав Будимку, Остряева сына. Леденичей не было – в другой волости имелась своя священная роща и свои игрища. С ними можно будет свидеться только на Купалу, тогда уж они точно придут проведать своих невест… Младина вздохнула, вспомнив Данемила. Она думала о нем с удовольствием: ведь теперь она твердо знала, что выйдет замуж, залогом этого был пояс невесты и понева взрослой женщины. Сотканная так плотно, что поневой застигнутые дождем в поле жницы накрываются с головой и не мокнут, та сразу придала ей чувство собственной важности, уверенности, даже в походке появилась величавость.
Те парни, что явились на игрища к Овсеневой горе, в женихи заломическим девушкам не годились, но это не мешало им вместе петь и резвиться. Иные принесли с собой рожки, а Будимка ловко играл на сопелке, и Младина подхватила, когда довольная Веснояра, снова заняв свое главенствующее положение, первой завела песню:
Брали девки лен, лен,
Брали, выбирали,
Земли не обивали.
Боялися девки
Да серого волка.
Не того волка боялись,
Что по лесу ходит,