Соколиные перья и зеркало Кощеевны
Шрифт:
Ева посильнее ущипнула себя, чтобы перестать опять грезить наяву, собрала распечатки текстов и заданий по грамматике и решительно отправилась на занятия. Когда вечером она заглянула в мессенджер Соцсети, ее там ожидало сообщение от Филиппа с извинениями за внезапный уход и вопросом о завтрашней репетиции. Она посмотрела расписание, предложенное время одобрила, а потом они уже после отбоя полночи чатились на отвлеченные темы.
Филипп травил байкерские истории, повествовал о суровых буднях военных городков и безбашенной тусне на рок-фестивалях. Ева вспоминала курьезные случаи из переводческой
Поднимая глаза от экрана, чтобы полюбоваться, как на том берегу меркнет, растворившись в розоватом сумраке, золотой закат, Ева думала о том, как причудливо сплетаются нити судьбы. Даже если не принимать во внимание совершенно фантастическую историю с соколом. В процессе общения они с Филиппом выяснили, что их отцы действительно были знакомы. Причем, Балобанов-старший еще и чувствовал себя обязанным Роману Коржину за помощь в восстановлении доброго имени, но не имел контактов, чтобы выразить благодарность.
Ева пообещала все передать, хотя отец много раз подчеркивал, что он просто выполнил свой долг, да и основной материал для расследования все равно собрал коллега из печатной прессы Михаил Шатунов. И все же она не могла не согласиться с Филиппом, что их встреча произошла не просто так. Что бы там Ксюша не болтала про «гребаных соулмейтов». И соколиное перышко, запутавшееся в волосах, имеет к этому непосредственное отношение.
Когда рассыпанные под куполом неба крупные и частые звезды померкли, а на краю появилась зеленоватая полоска, предвещающая зарю, на соседней койке недовольно заворочалась Ксюша. Во избежание лекции о том, что нормальные люди по ночам вместо того, чтобы зависать с «сасными» парнями в сети, занимаются с ними же чем-то более продуктивным, Ева пожелала Филиппу спокойной ночи. Стараясь не потревожить недовольно сопящую подругу, она положила на тумбочку телефон и легла, почти сразу же проваливаясь в тревожный, не приносящий отдыха сон.
Ее окружала чаща куда более густая и враждебная, нежели тайга в окрестностях Наукограда, где гуляли не только маралы и лоси, но обходили свои владения медведи. Здесь же она дорого дала бы за то, чтобы тени, скрывающиеся за колючими зарослями, принадлежали Хозяину леса. Ева шла не оглядываясь, ведомая то ли блуждающим огоньком, то ли какой-то слабо светящейся тенью небольшого зверька. Ее путь лежал к бревенчатой избе, а вернее, высокому терему, сложенному из потемневших от времени, покрытых мхом и черной плесенью бревен.
Едва не провалившись на подгнивших ступенях, она поднялась на крыльцо и толкнула заплетенную паутиной покосившуюся дверь, отозвавшуюся глухим стоном или скрипом. Не обращая внимания на кинувшихся врассыпную пауков и мышей, Ева вступила в темные промозглые сени и, стараясь не поскользнуться на заплеванном полу, вошла в горницу, в глубине которой таилось истекавшее ледяной тьмой огромное и явно живое зеркало.
В углах с противным пугающим скрежетом копошились безобразные тени, злобные наваждения тянули свои щупальца, истекающие черным гноем. Еву, словно в лихорадке,
Глава 3. Крымская жужелица
Разнесшийся над лагерем сигнал подъема развеял наваждение, но Ева почему-то знала, что сон к ней вернется. А на окне опять лежала пара соколиных перьев.
По поводу репетиции Ксюша оказалась, конечно, права. При виде Евы заштукатуренные личики тинэйджерок вытянулись, точно девчонки, все как одна, проглотили лимон или выпили по стакану скисшего молока. К счастью, в столовой подобных казусов пока не наблюдалось.
Зато улыбка Филиппа зажглась такой теплотой напополам с озорством, что Еве захотелось броситься ему на шею или наделать еще каких-нибудь глупостей. Так что ей пришлось прилагать неимоверные усилия, чтобы сохранять невозмутимость и серьезность при виде надутых девчачьих губок и сердитых глаз, подведенных куда ярче, чем у нее.
Впрочем, песню девчонки запомнили достаточно быстро. Собственно, они уже успели где-то добыть текст и даже выучить его, видимо, чтобы не ударить лицом в грязь. Еве осталось только скорректировать произношение.
Впрочем, сдаваться и отступать дерзкие восьмиклассницы, твердо вознамерившиеся завоевать внимание героя своих грез, не собирались.
— Филипп Артемович! А вы нам не поможете еще и танец разучить? — кое-как отделавшись от Евы, вызывающе и недвусмысленно глянула на ди-джея Короткова Ника. — Вы как-то говорили, что умеете танцевать босса-нову.
«Вот хитрюги! — усмехнулась про себя Ева. — Даже про бальные танцы разведали». Впрочем, Филипп своих талантов в этой области особо и не скрывал.
Ника, которая тоже занималась в каком-то хореографическом кружке, уже поднялась на авансцену пропахшего застарелой пылью кулис актового зала, поводя худенькими плечиками, призывно покачивая узкими бедрами и выпячивая недавно начавшую формироваться грудь. Только провоцировать маньяков и перезрелых любителей нимфеток.
Филипп ее усилия, впрочем, не оценил, глядя мимо Ники прямо на Еву.
— Евангелина Романовна, вы мне поможете? — спросил он, находя нужный трек.
У Евы все внутри похолодело.
«Что он задумал? Он издевается? Тоже мне сын папиного боевого товарища!» Впрочем, откуда ему знать, что танцы — это самый жуткий страх в ее жизни? Хуже страха смерти. Про крымскую жужелицу Ева не рассказывала даже Ксюше.
В своей первой школе друзей Ева так и не завела. Одноклассники с охотой у нее списывали французский и литературу с историей, но сближаться не стремились, считая ее скучной, старомодной и попросту странной. Что поделать, пению под входившее в моду домашнее караоке и просмотр популярных программ, вроде «Хрустального граммофона» и «Корпорации звезд», она предпочитала чтение книг. И танцевать, в отличие от других девочек, она не умела, считая себя для этого слишком полной и неуклюжей.