Сокровища Аттилы
Шрифт:
Подъезжал к Потаиссу он в шлеме, доспехах, теплом плаще. На боевом поясе висел меч в ножнах, в голенище сапога торчал кинжал с серебряной рукоятью превосходной работы. Видимо, убитый франк был воин не из последних: добыча была богатая. В тючке еще оставались штаны, рубаха, оленья шкура для спанья возле костра, в походной сумке убитого кроме запаса еды Безносый обнаружил пять золотых монет, несколько колец, перстней и толстую золотую цепь, коими награждают римских легионеров за отвагу. Изготовляются они из металла самой высокой пробы, и на них чеканятся девизы: «Фидес ми–литум» и «Виртус милитум» [37].
Разграбленный тысячей Чегелая Потаисс восстанавливался.
Завидев появившегося грозного гунна, стража на валу стала поспешно поднимать мостик, перекинутый через ров. Но Безносый властно крикнул им, что он — гонец и едет с важными вестями. Его пропустили не потому, что он назвался гонцом, а скорей из страха перед гуннами.
Люди на улицах шарахались от проезжающего мимо страшного всадника, хватали детей, прятались в подворотнях домов, запирали двери. Безносый лишь мрачно косился по сторонам, скаля зубы в недоброй улыбке. Несколько городских стражей попытались перегородить ему дорогу, но он так свирепо ощерился, что те в боязливом смятении отступили.
В усадьбе Альбия Максима вместо выломанных ворот были поставлены новые. Привратник в страхе кинулся прочь. Гунну пришлось самому отворять ворота. Оставив Солового возле бассейна, он вбежал в дом. В атрии спиной к нему сидела женщина, укачивая плачущего младенца. Услышав шаги, она обернулась, вскрикнула, вскочила. Это была не Лада. Безносый, смягчая страшную улыбку, миролюбиво спросил, где его Лада.
— Умерла она, умерла! — пятясь, прокричала испуганная женщина, прижимая к себе завернутого в козью шкурку младенца.
Безносый не дал ей уйти, огромным прыжком метнулся вперед, загородил дорогу, бешено прохрипел:
— Когда умерла? Ее недавно видели живой!
— Дней десять назад. Сильно болела. Она ждала тебя!
— Где мой сын?
— Вот он! — Женщина робко протянула сверток.
Безносый взял его. Увидел смуглое личико, щетинистые рыжеватые волосики — именно его он видел во сне. Младенец морщился, кряхтел, возился и не переставая плакал. Его сын! Безносый бережно прижал к груди сверток, неумело покачал, чувствуя нежность к родному крохотному существу, недоуменно спросил:
— Почему он плачет?
— Хочет кушать.
— Ну так накорми его!
— Мы поим его молоком козы. Скоро принесут, — объяснила женщина.
Видя, что страшный гунн настроен незлобиво, она успокоилась, даже попыталась дрожащими руками поправить покрывало на своей голове. Женщина была молода. Ребенок опять зашелся в плаче.
— Где твое молоко? — требовательно спросил Безносый.
— У меня не может быть молока. Я же не рожала.
В это время в атрий со двора вбежала испуганная рябая молодка с кувшинчиком в руке и, не заметив стоявшего возле колонны гунна, крикнула:
— У ворот собирается толпа! Мужчины вооружены. Готовятся взломать ворота. Кричат, что убьют какого–то гунна, который спрятался у нас… Ох! — Она закрыла ладонью рот, чтобы сдержать крик, только сейчас увидев Безносого, который, выступив из–за колонны, требовательно протянул руку, в другой держа малыша.
— Дай кувшин!
Онемевшая от испуга молодка отдала сосуд. Он был полон молока. Со двора послышались крики:
— Выдайте нам гунна! Мы расправимся с ним!
— Уходи! — прошептала Юргуту кормилица, — Уходи скорей, иначе тебя убьют! Оставь ребенка. Я выращу его. Меня звать Цирцея. Потом вернешься…
—
— Дай его мне, я накормлю!
Женщина, что забежала в атрий с кувшинчиком, произнесла:
— О, Цирцея, они кричат, что убьют и ребенка!
Кормилица вскрикнула, метнулась к гунну, принялась выталкивать его из помещения, крича:
— Уходи с младенцем! Беги через сад! Там есть тропинка. Выедешь к реке! Бери кувшинчик, корми малыша молоком!
Безносый выскочил во двор. От него врассыпную бросились какие–то люди. Он взлетел в седло. Нетерпеливо заржал Соловый. Цирцея побежала вперед открыть калитку. Крепкие ворота уже трещали под напором разгневанной толпы. Держа в одной руке кувшинчик, в другой сына, Безносый тронулся в сад. Его догнала рябая, сунула в походную сумку большую теплую лепешку. В саду Безносый заметил привязанную на веревке козу. Вымя у козы было большое. Он переложил кувшинчик, быстро нагнулся, схватил козу и втащил на седло.
2
Остановил он Солового далеко за городом. Опустил на землю жалобно блеявшую козу и, обнаружив, что поднял ее вместе с веревкой и колышком, привязал веревку к стремени. Коза стала пастись как ни в чем не бывало. Он накормил сына молоком из кувшинчика. Малыш едва не захлебнулся от сильной струи, вытекавшей из носика сосуда, но Юргут скоро приспособился. На становище он не раз видел, как кормят женщины грудных детей. Рубашка и штаны убитого им великана оказались как нельзя кстати, когда малыш намочился.
Насытившись, малыш уснул. Пока он спал, Юргут отыскал неподалеку заросли ивняка, срезал охапку гибких лоз, вернувшись, сплел колыбельку, удивляясь, как это ловко у него получается, выстлал дно колыбельки березовой корой и мягким мхом. Уложил в нее малыша и, бережно покачивая, задумался, куда теперь ехать. О сокровищах дакийских царей нечего и мечтать. Тысяча Чегелая ушла. Отправиться в орду? Но там спросят, почему один сбежал. Нередко случается, что воины покидают войско. Причин тому много, но наказание одно — взять на аркан. Безносый вспомнил искаженное предсмертной мукой лицо Корсака, его прощальные слова: «Я… с Неба буду… желать тебе… зла!» — и опасливо оглянулся. Шаманы говорят, что Тэнгри не благоволит к изменникам. Хоть Юргут и носит христианский крестик, но этих богов кто поймет, вдруг они на Небе договорятся между собой. Есть поверье, что те, кто наказан смертью, как Корсак, мстят людям, принимая обличья хищных зверей. Может, пристать к сарматам или вандалам? Но те и другие — чуждый народ, они союзники, пока тот, кто заключил с ними договор, силен. А гунны много зла им сделали. Конечно, они отыграются на Юргуте. К Джулату тоже не поедешь, обещание не выполнено. Хай, был бы Юргут один, что–нибудь бы придумал, а с сыном — как связанный. Скоро наступят холода. Зимой в лесу с малышом не проживешь. Да и лес степняку страшен.
Вдруг пасущийся неподалеку Соловый тревожно вскинул голову, запрядал ушами. Коза заблеяла. И тут Безносый спиной почувствовал чей–то тяжелый взгляд. Мгновенно вскочил на ноги.
Шагах в двадцати от него в лещиннике стояло огромное, заросшее длинной шерстью странное существо, похожее на человека и одновременно на зверя. Вжав голову в широкие, сильно покатые плечи, оно недовольно ворчало, оскаливая белые клыки, глаза его горели, как два светильника. Что–то ужасное, грозное, подавляющее исходило от свирепого облика лесного духа. Юргут понял: это душа убитого Корсака перевоплотилась в алмасты и требует жертвы.