Сокровища древнего кургана
Шрифт:
Внезапно я подумал, а что, если маме именно сейчас, когда так тяжело и трудно, хотелось услышать ответ на свой вопрос? Может быть, от этого ей стало бы получше? Она сказала: «Это так важно для меня!..»
Я стремительно сел, словно в спину толкнула пружина. А я? Вместо того чтобы постараться успокоить ее, продолдонил, как безмозглый попугай, свое «успею»!
Вадим повернул голову, поглядел на меня внимательно, но ничего не сказал. И только, когда я снова прилег, вздохнул неожиданно:
— Однако пора ехать… А жаль. Хорошо тут. Верно?
— Хорошо, —
— Вот я и говорю, — словно бы продолжая разговор, проговорил Вадим, — дай нашей степи вволю воды — через три-четыре года не узнаешь. Нам уже не понадобится с тобой накатывать сотню километров, чтоб найти вот такую тень и зеленую траву… Все будет под боком.
Вадим уже взялся заводить мотоцикл, когда я неожиданно для себя спросил:
— А в этой эспетэушке долго учиться?
— В какой эспетэушке?
— Ну, в которой ты учился.
— А, в училище мелиорации!.. Три года. А что?
— Ого! — произнес я. — Училище, а так долго.
Вадим нахмурился, сказал грубовато:
— Не пойму — чего огогокаешь? Ты, может, училище спутал с какими-нибудь трехмесячными курсами кройки и шитья?
О ПТУ я никогда не думал и не интересовался ими. У меня была одна забота — во что бы то ни стало закончить десять классов, а там, дескать, все само собой утрясется, то самое проклятое «успею». Поэтому на вопрос Вадима я лишь пожал плечами и, видимо, очень пренебрежительно, потому что Вадим обиделся не на шутку.
— Ишь ты, мальчик с чистоплюйским гонором! Значит, по-твоему, училище — дело третьего сорта? Для менее достойных? Так, что ли?
Я молчал: во-первых, ничего подобного не считал, во-вторых, не ожидал такой горячей и неожиданной отповеди. Вадим, видя мою растерянность, смягчился.
— Училище для многих — родной дом: и кормит, и одевает, и учит. Когда мои товарищи, с которыми я учился в школе, сдавали экзамены за десятый класс, я уже имел профессию, тот же аттестат зрелости, да еще и шоферские права: в нашем училище каждый должен был уметь водить машину… Вышел, как говорится, вооруженный до зубов: хочешь — иди работай, хочешь — работай и учись дальше, в техникуме, в институте, где пожелаешь. Вот она какая, эспетэушка! Так что ты зря пожимаешь плечами да кривишь губы.
— Я не кривлю…
— Не ты, так другие такие же подлетыши… — Вадим резко давнул стартер, мотор взревел. — Садись! И не дуйся. Я — любя… — Улыбнулся, подмигнул и рванул с места в карьер.
Глава двадцать шестая
Неожиданный гость
Я уже позавтракал и заканчивал прибирать комнаты, когда пришел запыхавшийся Детеныш.
— Наконец-то дома! — выкрикнул он довольно. — Здорово! Ты где вчера пропадал весь день? Я аж три раза забегал, а тебя все нет и нет.
— А что случилось?
— Да ничего такого… Эвка спрашивала. Мы как раз на Желтый курганчик собирались, а она все: позови да позови.
— Зачем, не знаешь?
— Нет. Сказала только: очень нужно.
Я разволновался: для чего понадобился Эвке, да еще и очень? От нетерпения готов был тут же сорваться и бежать к ней. Но спросил:
— Ну, как там курганчик? Работали уже?
— Ого-го! — радостно выпалил Детеныш. — Еще как! Вот пойдешь — поглядишь, что стало с Желтым курганчиком. Микрофоныч две смены установил. Десять человек работают с утра, остальные с обеда. Я — с утра. А ты в какую пойдешь?
— Не знаю, решу еще…
Детеныш глянул на будильник, что стоял на серванте, испуганно округлил глаза.
— Ого! Мне пора. Ждут. — И уже от дверей напомнил: — Так ты зайди к Эвке на всякий случай, может, что важное.
Дверь с силой захлопнулась, но тут же снова открылась, в щель всунулась Юркина голова.
— Она у нас за бригадира, когда Микрофоныча нет. Работает то в первую, то во вторую смену.
И дверь снова захлопнулась.
Ну как же! Понятно — Эвка! Кто же еще? Брыскин-то ведь к Желтому курганчику никакого отношения не имеет, так, сбоку припека. Но ни обиды, ни зависти и никаких других особых чувств не шевельнулось в моем сердце.
Было уже десять. Я стоял в раздумье: куда идти? К Эвке или на Желтый курган? Очень хотелось увидеть, как ведутся «по-научному» раскопки и что уже сделали ребята. Однако я все-таки решил сначала забежать к Эвке.
Ее дома не оказалось. Эвкина бабушка сказала, что она пошла к матери на работу. Я отправился туда же. Дорогу выбрал самую короткую: не по улице, а меж огородами, через пустырек, на котором одиноко торчала прокопченная до черноты кузница со станком для ковки коней. Кузница была давно заброшена, но коней тут ковали до сих пор.
Когда я вышел на пустырек, услышал Эвкин голос. Она кого-то там ласково и нежно уговаривала:
— Киса, кисонька!.. Ну не упрямься. Встань вот тут… Какой ты умненький и красивенький. Хочешь, я тебя поцелую?
Сердце у меня гулко забилось. С кем это она так? Я сжал кулаки. Воображение разом нарисовало смазливое лицо Игоря, который стоит против Эвки и ехидненько улыбается. Неужели простила его? Неужели… Я не додумал, решительно бросился за кузницу. Заглянул и застыл остолбенело: в зарослях лебеды с каким-то отрешенным видом стоял мой старый знакомец — тощий и мосластый Валет. Эвка гладила его длинную морду с уныло отвисшей губой и пыталась подтолкнуть к лежавшей на боку железной бочке. Вот так киса! Вот так красивенький! Ничего не скажешь!..
Эвка, увидав меня, несказанно обрадовалась, попросила, будто я специально для этого и пришел сюда:
— Помоги мне сесть на него.
— Зачем?!
— Прокачусь маленько. Дедка Ишутин попросил пригнать его на конюшню… Я уже, наверное, полчаса мучаюсь и никак не могу забраться. Не подходит он к бочке и — все.
Я засмеялся, ухватил Эвку за ноги и подкинул на спину коня. Усевшись удобней, она воскликнула радостно:
— Ой, как высоко и смешно!
— Ты не вертись, а то слетишь, тогда будет смешно…