Сокровища Массандры
Шрифт:
Побродив по Симферополю, Макс отметил его поразительное сходство с Питером. Если не вглядываться в детали, в рекламу на украинском языке и номерные знаки автомашин, можно было запросто обознаться и представить себя находящимся где-нибудь в Купчино или на Гражданке. Спальные районы Симферополя были типовой советской застройки, и в них витал специфический ленинградский дух. «Стоило ли трястись двое суток на поезде, когда можно было проехать десять минут на метро и узреть то же самое?» — подумал Макс.
Он спустился по Гурзуфской улице и попал в парк, через который текла речка. Поблуждав по зарослям и не найдя моста, Макс выбрался к автовокзалу, от которого в Ялту ходили не только маршрутки, но и троллейбус. Раньше о нем доводилось только много слышать. «Вроде трамвая в Стрельну. — Макс исследовал чудо техники, попутно купив на лотке большущую километровую карту Крыма. — Надо же, междугородный троллейбус! Нормальная такая экзотика в ленинградском стиле». Почему-то о Петербурге Макс теперь вспоминал исключительно как о добром, милом сердцу советском городе. Должно быть, влияла застойная атмосфера Симферополя.
«Почти как прежний Ленинград. — Макс открыл купленную по дороге бутылочку пива, отхлебнул и впал в меланхолию. — Не хватает только гипсовых статуй и бетонных стендов с портретами членов Политбюро».
У пруда было шумно от большого количества праздных людей, стянувшихся в жаркий день к водной свежести. Они гуляли по дорожкам, сидели и лежали на берегу, смеялись, спали, купались либо просто ворочались, взятые пляжным измором. Бегавшая вдоль среза воды девочка лет четырех пыталась пнуть озадаченного этим голубя, тот уворачивался и не взлетал. Со скамейки на нее смотрели озабоченные родители. «Туристы», — сообразил Макс. Он быстро научился отличать смуглых крымчан от приезжих, пусть даже те как следует прожарились на пляже. Свежий красный загар не шел ни в какое сравнение с густым темно-коричневым, приобретенным за много лет.
Макс глотнул еще бодрящего напитка и поискал глазами место на скамеечке. Свободное место было рядом с благообразным стариком в белых летних брюках и стильном парусиновом френче. У старика был длинный аристократический нос, безупречно уложенные волосы и расчесанная бородка. Белый старец восседал с видом такого величайшего равнодушия к окружающему миру, что к нему даже никто не осмеливался приблизиться. Макс решил это положение исправить.
— Позвольте? — развязно спросил он и уселся, не дожидаясь ответа. В конце концов, парк был общественным местом, где все равны.
— Пожалуйста, — запоздало отозвался старик.
Примостив на коленях сумку, Макс потягивал пивко. Ему быстро стало легко и хорошо. Вокруг царило беспечное веселье праздных и довольных жизнью людей. Это действовало расслабляюще.
— Жарко сегодня? — отвлек от медитации старческий голос.
— Да. — Макс покосился на деда.
— Тяжело с непривычки? — белый старец произносил слова четко и требовательно, оттягивая на себя внимание.
— Тяжело, — согласился Макс.
— Пиво помогает?
— Да, — покорно ответил Макс. Мнения относительно пива у него не было, но и возражать не хотелось.
— Вам становится тепло, ваши веки тяжелеют, вы слышите только мой голос.
Макс против своей воли настроился внимать, тем более, что ему и в самом деле было комфортно и малость дремотно.
— Дайте мне пятьсот гривен, — последовал приказ.
Макс выудил из кармана пачку денег, отделил купюры и отдал старику.
— Я тут посижу, а вы идите, — распорядился старик.
Макс поднялся со скамейки и пошагал к выходу из парка. Старик даже не посмотрел ему вслед. Он убрал пятьсот гривен в нагрудный карман френча и снова замер на скамеечке, куда никто из местных не спешил присаживаться.
Доктор медицинских наук профессор Александр Дмитриевич Андриевский до начала Смуты преподавал психиатрию в Киевском медицинском институте и на судьбу не жаловался. У него была жена, трое детей, квартира в центре и автомобиль «Жигули» шестой модели.
Когда Украина обрела суверенитет, Александра Дмитриевича быстро отправили на пенсию, благо возраст соответствовал. Вместе с любимой работой кончилось всё. Не просто всё, а вообще ВСЁ. Деньги обесценивались стремительно, а вместе с ними жизнь. Машину пришлось продать. Старший сын уехал в Штаты, дочь вышла замуж в Риге, а младший двинулся покорять Москву и пропал. К середине девяностых чета Андриевских осталась одна, на скудной пенсии. Ни друзей, ни преданных учеников у Александра Дмитриевича не оказалось, и потому, когда заболела жена, лечить ее стало не у кого и не на что. В 1997 году забытый всеми профессор Андриевский овдовел и, как сказал бы кинорежиссер Джордж Лукас, перешел на Темную сторону Силы.
Одинокого старика в дорогущей квартире выпасли по наводке агента бюро ритуальных услуг. Беда пришла к Александру Дмитриевичу сначала в лице нахрапистой тетки-риэлтора, а затем его навестили бандиты.
О криминале в сфере недвижимости Андриевский знал из газет. Пресса охотно пичкала аудиторию страшилками про «черных» риэлторов и нотариусов, проводящих сделку без участия владельца, которого бандиты хоронили в лесу. Предупрежденный, а значит, вооруженный знанием, профессор счел визит женщины дурным знаком и был готов к встрече с братвой.
На звонок в дверь Александр Дмитриевич отворял теперь не без тревоги, и, когда он увидел на пороге пару крепко сбитых молодцов с каторжными харями, сердце забилось чуть быстрее, но испуга профессор не выдал.
— Живешь тут? — Братки вошли, легко сдвинув профессора с дороги.
— Живу, — только и нашелся что ответить Андриевский.
— Нормальная хата, — сообщил бандит своему подельнику.
Они деловито осмотрели квартиру, однако в прихожей застали уже не оторопевшего старика, а готового работать психиатра.
— Во-первых, здравствуйте! — громко сказал Андриевский, шагнул навстречу и хлопнул по плечам растерявшихся бандитов.
Братки не были готовы к такому обороту событий, они вообще не рассматривали деда как представляющий опасность объект и поэтому сразу не выказали агрессии. Секунду спустя обороняться стало поздно.
— Вы падаете на меня! — Андриевский отклонился назад, не выпуская бандитских кожанок.
К своему удивлению, братки почувствовали, как их тянет вперед, словно магнитом. Испытывая сильнейшее замешательство, они не пробовали сопротивляться. Воли не было. Пропало даже понимание того, что происходит. Просто надо было подчиняться этому старому неряшливому человеку, слушать, что говорит его голос, и делать то, что он скажет.
— Ваши веки тяжелеют! — приказал бандитам Андриевский. Он с порога машинально распознал, что ему попались типы с хорошей внушаемостью, и уверенно взял их в оборот. — Ваше тело наливается теплом. Тепло растекается на руки… На ноги. Ноги становятся мягкими. Ваши колени слабеют. Колени сгибаются… Вы плавно садитесь на пол.
Установив раппорт, Александр Дмитриевич манипулировал двумя накачанными бойцами, словно кукольник марионетками. Под его управлением бандиты уселись, а потом улеглись на пол и погрузились в глубокий сон.
Когда профессор Андриевский читал студентам лекции по внушению, ему в голову не приходило использовать гипноз для отъема денег: сказывалась привитая в Совке порядочность. Зато ему удавалось буквально парой фраз ввести человека в транс и заставить выполнять довольно сложные действия. Практического применения эта способность не получила. Александр Дмитриевич не был клиницистом и предпочитал научную деятельность.
Теперь, глядя на распростертые туши, он размышлял, как лучше поступить. Времени имелось в достатке. Пока быки сопели в прихожей, Александр Дмитриевич отправился на кухню попить чаю. Он вытряс в заварочный чайничек жалкие остатки из пакета, включая бурую пыль, и вдруг с горечью подумал: почему заслуженный деятель науки должен прозябать в голодной бедности, в то время как тупоголовые люмпены ездят на роскошных автомобилях и выкидывают тысячи долларов в казино?
У Александра Дмитриевича задрожали руки, и даже навернулась слеза.
— Я больше никогда не буду голодать! — громко сказал он, сам того не зная, повторив зарок Скарлетт О’Хара, и решительно направился в прихожую.
Он вытащил бумажники и очистил их от денег. Бесцеремонно обыскав карманы, Александр Дмитриевич нашел еще немного наличности, снял золотые цепи и кольца, а также приглянувшиеся ему часы «Филипп Патек».
Андриевский разбудил бандитов, привел их в самоходное состояние и отправил восвояси, внушив ложиться спать в девять часов вечера каждый день. Он не стал пить чай, а пошел в магазин и купил хорошего кофе. Больше он никогда не отказывал себе ни в чем.
Долгое время его не беспокоили. Профессор Андриевский не знал, что через неделю рэкетиров отправили выбивать крупный долг в Днепропетровск. На трассе, аккурат в девять вечера, сидевший за рулем браток погрузился в сон на скорости сто пятьдесят километров час и въехал во встречный грузовик. Выживших в машине не было.
Первый визит бандитов был не последним, но Александр Дмитриевич всякий раз справлялся с нашествием, извлекая пользу из негодяев. Постепенно «черные» риэлторы и бойцы отступились. Среди братвы поползли слухи, что все, кто ходил пробивать нехорошую квартиру, ничего не помнили и долго болели. От гнилой темы стали открещиваться и со временем утратили к ней интерес, а потом и вовсе забыли. Однако сам Андриевский останавливаться не собирался. Привыкнув за время преподавательской работы к достатку и комфорту, профессор вернул себе былую респектабельность. Он одевался в дорогих магазинах, покупал много вкусной и здоровой пищи и обрел ухоженную, лощеную внешность. Теперь он походил на обжившегося в большом городе Гэндальфа или вышедшего на пенсию капитана дальнего плавания. Это требовало затрат, а поскольку бандиты в пределах досягаемости закончились, Александр Дмитриевич обратил свой магнетический дар на состоятельных туристов. Доктор медицинских наук всегда точно определял, у кого сколько можно изъять. Он не боялся потерпевших, потому что знал механизм человеческого поведения, и не испытывал угрызений совести: с людьми, сорящими деньгами, у него были личные счеты.
Профессор Андриевский стыдился только одного — жить бедно.
Макс не сразу осознал, что его кинули. Он брел по дорожке, когда неожиданно для себя вышел из состояния задумчивости.
«Что же я сделал? — Макс остановился, словно громом пораженный. — Я… сам отдал ему деньги? Вот это да! Первый раз сталкиваюсь с гипнозом. Попал, называется, в туристический центр! На ходу подметки режут».
Подметки резали средь бела дня при большом скоплении народа. Макс не кинулся искать белого колдуна, посчитав делом бессмысленным и бесполезным. Ему и в голову не пришло горевать о потерянных гривнах, чтобы не признавать себя потерпевшим. Списав старика на приморскую экзо тику, он устремился на поиски новых приключений.
— Ладно, не все скоту масленица, — усмехнулся он, поправил на плече сумку и двинулся в сторону Киевской улицы.
«Надо радоваться жизни, — подумал Макс. — Потусим до вечера, а вечером… Вечером устроим гулянку в честь прибытия. Должны же в столице всесоюзной здравницы быть центры досуга и отдыха».
Обрадованный видом умиротворенных горожан, Макс решил разведать эти самые центры удовольствий Симферополя и начал с бара гостиницы «Москва». Устроился на высоком табурете и заказал джин-тоник — после жары хотелось пить и слегка взбодриться.
«Освежусь и вытащу Майю завтракать, — сказал сам себе Макс. — Наверное, она давно проснулась и скучает в номере. Вообще, как-то кисло без связи, надо будет мобильники местные купить и подключить на непаленую фанеру».
— Сто грамм перцовки, — потребовал взлохмаченный человек, взбираясь на табурет по соседству.
«Нормальное начало, — оценил Макс. — С утра выпил, день свободен. Обожаю свободных людей».
Радикальные запросы постояльца гостиницы «Москва» заставили внимательнее присмотреться к нему почуявшего поживу мошенника. Опрятно и не по-южному строго одетый мужчина был не только взлохмачен, но имел помятое лицо мучнистого цвета и розовые воспаленные глаза.