Сокровища непобедимой Армады
Шрифт:
Едва Луи направляет пожарный рукав в расселину, оттуда вырастает черный гриб, похожий на атомное облако. Ничего не видно, полный мрак. Выпучив глаза, я жду, что вот-вот сквозь облако сверкнет золотая молния и послышится бряканье монет… Увы, никаких сладостных ощущений тот день не принес, если не считать ушиба колена, которое я в нетерпении подсунул под струю Луи.
Зато последние дни этого сезона припасли несколько приятных сюрпризов. Я уже думал, что мы выгребли все, но находки под занавес наводили на мысль, что мы успели только снять сливки.
Еще весной Луи обнаружил
И вот, просматривая сейчас окрестную зону, я заметил рядом с толстым валуном новехонькую камею из ляпис-лазури. На ней был вырезан профиль римского императора, увенчанного лавровым венком. Камея была вставлена точно в такой медальон, что подобрал Луи, но этот еще обрамляли восемь жемчужинок.
Я распластался у валуна и начал лихорадочно подрываться под него. Кровь стучала в голове, щека горела от «нежного» прикосновения к шершавому камню, воздух в баллоне должен был вот-вот кончиться. Но мне воздалось за терзания — я вытащил из-под камня еще один медальон. Уходить? Ногти царапнули еще что-то…
Выгреб кучу песка и гравия, уселся на дно и, словно игрок в покер, медленно вытягивающий карту из колоды, принялся перебирать голыши. Пусто.
Снова ложусь и, вдавившись в дно, подползаю под камень. Стекло маски заливает вода, я выдуваю ее, морщусь, но не схожу с места. Еще. Еще чуть-чуть. Продвигаюсь на десять сантиметров. И тут рука ухватывает что-то легкое.
Третий медальон.
Несколько секунд я тупо смотрю на него, проверяя, не бред ли это. Нет. Вот они, все три. Профили отличаются. Может, это двенадцать цезарей? Те самые, описанные Светонием? Поистине морское дно — богатейший музей мира!
…Оставшуюся неделю мы с Луи методично обследовали каждый камень в этом секторе. Я нашел шестой медальон, тоже целый, без единой царапины. Луи бросался под валуны, как фокстерьер за лисой. Как-то утром он работал один в расселине, над которой нависал кусок скалы. Вклинившись туда, Луи разгреб песок. В это время кончился воздух, и он попытался вылезти, пятясь назад. Не тут-то было: акваланг застрял. Дернулся раз, другой — тщетно. Нож был прикреплен у него к левой щиколотке, но он не мог его достать.
Воздуха уже практически не осталось. Отчаянным усилием Луи изогнулся и по миллиметру стал подтягивать ногу. Наконец рука нащупала рукоять ножа. Выхватив его, Луи обрезал ремни акваланга и всплыл. Хозяйственный человек, он успел прихватить пустые баллоны — не дай бог, затеряются на дне.
На следующий день упрямый Луи сумел пробуравиться в опасную расселину и извлек оттуда седьмого цезаря!
А уже потом, как вещь само собой разумеющуюся, он выудил на пустом месте восьмой медальон, правда уже без камеи. Вот и ответ на мой вопрос: на будущий год нам осталось найти всего четыре цезаря. Пустяки!
В конце сентября Порт-Баллинтре совсем опустел, даже верный Джон покинул нас. Два дня мы наблюдали за тем, как он решительным шагом мерял расстояние от дома до школы с ранцем за плечами. Теперь у него были более важные дела.
Нам тоже пора было возвращаться к обычным занятиям. Мы выпустили воздух из лодок. Я пересчитал еще раз ядра, сфотографировал драгоценности, цепочки и пуговицы, вытер остатки грязи с наших ста сорока золотых, шестисот серебряных и шестидесяти медных монет. Распрощались с новыми друзьями и — в путь.
Библиотеки привели меня к сокровищам. Теперь сокровища в свою очередь отсылали меня к библиотеке. Этой зимой в Брюсселе мне предстоит немало покопаться в книгах.
Кто была эта мадам де Шампанэ, наверняка прабабушка в 1588 году? Что означали две саламандры? Кто был рыцарем Мальтийского ордена? Кто на камеях? Что за святой на большой свинцовой медали?
А юная возлюбленная, отдавшая своему идальго кольцо, руку и сердце? Что с ней стало — она быстро утешилась или умерла от горя?
А тысячи серебряных обломков? Как их сложить? А точные названия орудий? А пронзенные мраморные яйца? А астролябия?
Это только предварительные вопросы. Сколько еще возникнет в процессе работы!..
Мадам де Шампанэ и другие
«Мадам де Шампанэ. 1524 ». Надпись вырезана на крупном мужском кольце, которое спадало у меня даже с большого пальца. Перстень явно предназначался для того, чтобы быть все время на виду, его носили поверх перчатки. Но кто?
Я устремился в Королевскую библиотеку. От архивов — в море, от моря — к архивам. Цикл замкнулся. Только поставив последнюю точку, я ощущал успокоение.
Архивы указали, что владение Шампанэ во французской провинции Франш-Контэ принадлежало знаменитому дипломату Перрено, который был канцлером при короле Карле V, а при Филиппе II — губернатором Антверпена. Просматривая отчеты уцелевших испанцев Армады, я нашел имя француза Жан-Тома Перрено. Он числился офицером роты, погруженной на «Дукессу», но после гибели «Дукессы» вполне мог оказаться на «Хироне».
Мадам де Шампанэ, жившая в 1524 году, была его бабушка, урожденная Николь Бонвало. Прекрасно! Ведь существует знаменитый портрет Николь Бонвало кисти Тициана, исполненный в 1548 году. На руке у женщины там кольцо… Увы, не мое.
Жан-Тома, родившийся в 1566 году, мог сохранить лишь смутные воспоминания о бабушке: она умерла, когда ему было четыре года, но именно ее кольцо было надето поверх перчатки, когда холодная пена Порт-на-Спанья несла его тело на черные скалы…
Мы нашли, как я говорил, две золотые саламандры: одна служила оправой драгоценному камню, вторую носили как украшение на цепочке. Кому они могли принадлежать? И почему саламандры?
Вначале у меня возникла мысль, что они входили в чей-либо герб. Саламандру мы нашли по соседству с перстнем юного Тома. Она могла принадлежать ему, равно как и три золотые и три серебряные монеты, вывалившиеся из кармана его камзола в ту роковую ночь. Но в гербах семейств Шампанэ и Перрено значились лишь львы с разверзтыми пастями, орлы с распростертыми крыльями и головы кабанов.