Сокровища Перу
Шрифт:
Прошли еще три дня и три ночи. То тут, то там попадались дуплистые деревья, в которых разводили огонь и стряпали что-нибудь, но мяса пеккари уже не было, а новой дичи не удалось настрелять. Плоды валялись на земле, гнили в воде, а на деревьях и кустах их почти не оставалось. Зарезали одного мула и мясом его питались в течение нескольких дней. Кроме того, в сильно разлившемся и ставшем полноводным ручье наловили рыбы. Там и сям, особенно в хорошо защищенных местах, встречался еще дикий маис и маниок, но почва стала совершенно непроходимой. Нигде нельзя было присесть
— Идите с Богом, товарищи, я дальше идти не могу, я болен, ноги меня не держат… Продолжайте свой путь, а я останусь здесь — такова моя судьба, и я сумею примириться с ней по-мужски.
Доктор подошел к нему и с первого же взгляда заявил:
— У вас лихорадка! Дело дрянь! Но мы все останемся с вами, во всяком случае, я не уйду от вас!
— И мы тоже, и мы, — послышалось со всех сторон.
— Да, да! — поддакнул и Рамиро, но в этих двух словах звучало такое горе, такое отчаяние, что его было очень жаль. Однако идти дальше не было никакой возможности.
Все решили остаться здесь и построить хижины. Обия объявил, что место это вполне удобное, и строительного материала здесь много.
И вот, под руководством Обии более шестидесяти человек принялись за работу, и без гвоздей и молотков, без пил и рубанков, стали строить дома на сваях с крышами из мягкой коры яатоба, полом из толстого слоя плотно утоптанного луба и пальмовых стружек и с очагами из больших камней.
Пока одни трудились над сооружением жилья, другие запасали топливо и собирали последние оставшиеся на деревьях плоды.
Вскоре в первой большой хижине запылал в очаге яркий огонь, измокшее платье развесили на шестах перед огнем, варили теплый ужин и развешивали гамаки для спанья.
Некоторые умельцы стали даже мастерить столы и скамьи. Собирали последние остатки маиса и всего съедобного, что еще уцелело. Трудно было себе представить, чем бы могли здесь питаться столько людей в течение целых шести недель. Оставались еще мулы. Эти бедняги, конечно, могли стать мясом, но ведь они были необходимы для дальнейшего путешествия, если не в качестве верховых лошадей, то в качестве вьючных животных.
— А пальмы-то! — сказал Обия.
— Что пальмы? Разве они съедобны?
— Да, сердцевину ствола можно есть. Кроме того, под корой у них есть громадные черви, толщиной в палец и длиной не менее фута. Поджаренные на огне, они очень вкусны и питательны! — сказал индеец.
Бенно даже покоробило от чувства гадливости при этих словах, а Тренте воскликнул:
— Ах, эти дикари — настоящие лесные люди, какие-то всеядные существа!
Затем Тренте отправился на поиски ручья или пруда поблизости, где бы можно было подстрелить уток или половить рыбы.
Между тем стены дома уже начали расти. Больного положили в просушенный над огнем гамак, сняли с него мокрое платье и накрыли сухим теплым одеялом. Халлинг устроил себе своеобразный стенной календарик из куска коры яатоба, в который он вбил 42 маленьких
Каждый день надлежало выдергивать по колышку, что означало один истекший день.
— Жаль, что у нас нет освещения в доме. Без окон у нас будет всегда темно! — сказал доктор.
— Тебе нужен свет? — спросил Обия. — Света здесь много, он течет из деревьев!
— А, смола, — подумал доктор, — ну что же, изготовим факелы, но они чадят и скоро сгорают, хорошо было бы иметь какой-нибудь металлический или глиняный сосуд!
Обия напомнил доктору об его серебряной табакерке. Она могла бы действительно пригодиться для этой цели, но доктору было жаль расставаться с нею.
К ночи дом был уже почти готов, а в последующие дни неутомимые строители построили еще большой плотный навес для мулов и склада вещей, так что теперь и бедные животные могли укрыться от дождя, а поклажа не загромождала и без того тесного помещения.
Ни пруда, ни ручья поблизости не оказалось, но в один прекрасный день Обия, выходивший ежедневно побродить по окрестностям, принес радостную весть о том, что напал на след тапира.
Несмотря на проливной дождь, не перестававший ни на минуту, большинство друзей снарядилось на охоту. Очень уж хотелось отведать вкусного, сочного мяса: мясо мулов было сухое и не вкусное.
Накрыв головы громадными шляпами из стружек собственного изготовления и засучив брюки выше колен, босые, без сюртуков и жилетов, шлепая по колено в воде, отправились охотники под проливным дождем на охоту.
Вся эта цветущая, прекрасная страна превратилась в сплошное болото и выглядела какой-то безотрадной пустыней. Звери, птицы и все живущее бесследно исчезло, а точно свинцовое, покрытое тучами небо наводило тоску и уныние.
— Посмотрите на эти деревья! — воскликнул Бенно, — какие уроды!
— Это «барригудо», — сказали перуанцы, — то есть брюхатики, в них гнездится множество червей!
Действительно, на высоте нескольких футов от земли ствол этих деревьев уродливо утолщался в виде громадного губчатого нароста, образуя огромный барабан со множеством трещин и бугорков, придававших ему уродливую форму. В этом месте ствол достигал самых невероятных размеров в поперечнике, тогда как дальше снова уменьшался в объеме и принимал нормальную толщину.
Рамиро случайно поднял глаза вверх и вдруг увидел необычайное зрелище.
На самом конце гибкой ветки сидели, тесно прижавшись друг к другу, две крошечные обезьянки и, пища от страха, неотрывно смотрели в зеленые глаза какого-то хищного животного кошачьей породы, присевшего на той же ветви у самого ствола и готовившегося к роковому прыжку.
— Черный леопард! — прошептал Обия. — Плохо дело! Этот зверь напал, конечно, на след тапиров и теперь подкарауливает их. Смотрите, не сегодня-завтра он и к нам наведается. О, это кровожадное животное, каких мало! Смотрите, не стреляйте, а то он рассвирепеет, и тогда с ним трудно будет справиться. Теперь, мучимый голодом, он еще злее!