Сокровища Перу
Шрифт:
— Разве эти муравьи ядовиты? — спросил Бенно.
— Сами по себе — нисколько! Но посмотри, чужестранец, вот та лиана, о которой я говорил, а вот и то дерево. Мы на всякий случай срежем несколько ветвей.
«Это род фикуса, совершенно безобидное растение!» — подумал про себя Бенно.
Продвигаясь дальше, все глубже и глубже в самую чащу леса, Обия тщательно осматривал каждое дупло, каждую щель в коре, постукивал и обшаривал длинной заостренной палкой, затем внимательно прислушивался.
— Теперь все змеи спят, — сказал Обия, — а в ясную погоду, когда светит солнышко, их можно видеть на любом большом камне, в любом кусту, теперь же трудно угадать, куда они запрятались.
Но вот старания его увенчались успехом. В небольшом дупле, на высоте человеческой груди, как только Обия засунул в него свою палку, послышалось шипенье.
— Я слышу два голоса, — сказал он, — в этом дупле приютились две змеи!
И он принялся медленно засовывать и затем вытаскивать из дупла свою палку. Это ужасно разозлило змею, раздалось уже более сильное и более злобное шипение, и спустя секунду Обия выдернул из дупла свою палку, а вместе с ней и превосходно окрашенную большую змею, покрытую блестящей, с металлическим отливом, красной и зеленой чешуей. Разъяренный гад с бешенством впился в палку, стараясь перекусить ее и не переставая бить хвостом по земле. Шея его вздулась и, вероятно, в следующий момент змея набросилась бы на Обию, если бы он не успел отрубить ей голову ловким взмахом топора. Затем, обернув голову змеи самым тщательным образом длинной лентой луба, он передал ее Бенно.
— Разве эта голова не отвалится от палки? — спросил юноша.
— Никогда! — воскликнул индеец, — эти зубы никогда не выпускают того, что раз схватили!
Пока Обия упаковывал свою добычу, безголовое туловище змеи все еще продолжало извиваться, но яркий красивый рисунок на нем постепенно бледнел и принимал мертвенный оттенок; судорожные движения постепенно слабели. Над местом происшествия вдруг послышались тяжелые взмахи крыльев и, взглянув вверх, друзья увидели громадного коршуна, вытянувшего шею над добычей, в которую он жадно впился глазами, не решаясь спуститься в присутствии человека. И он, бедняга, был голоден!
— Ну, теперь нам надо достать еще жабу, — сказал Обия. — А вот как раз и она!
Дикарь, не задумываясь, отрубил ей голову вместе с шеей.
— У жабы едкий сок! — сказал он. — Ну, теперь все.
— Кроме рыбы! — заметил Бенно.
— Рыбу-то я достану после, а пока пойдем домой!
По пути он срезал громадный сук особого твердого дерева для изготовления копья. Полчаса спустя, индеец и его спутник были уже дома.
Здесь они застали друзей за вкусным свиным жарким, к которому в виде приправы Тренте сварил изрядное количество пальмовой сердцевины, причем находившихся в ней больших червей он поджарил специально для Обии.
На них индеец набросился с жадностью и уничтожил почти всех, добавив к этому еще кусочек жареного тапира.
Перекусив, он заявил, что теперь отправится один отыскивать свою рыбу, но во время своего отсутствия просил помочь ему в изготовлении его знаменитого яда.
— Вы дайте мне один из ваших горшков, а завтра я сварю в нем мясо и съем его на ваших глазах, чтобы убедить вас, что яд не вредит желудку. И табакерку свою ты тоже дай мне, нам необходим свет в эту ночь!
Доктор вручил ему табакерку.
— Ну, хорошо, — продолжал Обия, — теперь слушайте, что вам надо делать. Изжарьте на горячих камнях огненных муравьев, не вынимая их из гнезд и не раскрывая этих гнезд, затем дайте этому сучку и этим лианам прокипеть с час в котле, а к тому времени и я сам успею вернуться!
— Будь покоен, все будет исполнено в точности! — сказали белые.
— Теперь пусть двое из вас отправятся со мной до леса, я покажу, как следует обращаться с тем соком, который дает свет, и какие деревья дают этот сок. Надо еще прихватить с собой одну запасную шляпу, — добавил он, — мне она нужна для рыбной ловли.
С этими словами Обия и двое перуанцев ушли.
Оставшиеся добросовестно занялись изготовлением яда, и когда индеец вернулся, то остался всем очень доволен и был рад, что один из перуанцев приготовил ему копье и даже пожертвовал лезвие своего прекрасного стального ножа для изготовления этого оружия. В шляпе, исполнявшей роль корзины, трепетало несколько рыбок с длинными острыми наростами у боковых плавников.
Теперь у него было все, необходимое для изготовления смертоносного зелья.
— Летом мне пришлось бы, пожалуй, потратить целый день на поимку нескольких таких рыб, а теперь все речки и ручьи вышли из берегов, и рыба эта остается на суше, запутавшись своими колючками в траве, откуда она уже не может выбраться. Я всех их поймал руками! — сказал Обия.
Убедившись, что муравьи достаточно изжарились, туземец ловко срезал колючие длинные иглы у принесенных рыб и бросил их в кипящий котел, из которого Бенно только что вынул по его указанию варившийся в нем сук и лианы, опустил туда же голову змеи с помертвевшими глазами и голову жабы. В несколько секунд вода в котле окрасилась в густо-коричневый цвет, и вся хижина наполнилась каким-то острым, но отнюдь не противным, а скорее даже приятным запахом.
Затем Обия принялся растирать на столе муравьев, которые вскоре превратились в черный порошок, и были всыпаны туда же, от чего содержимое его приобрело еще более темный цвет.
— Теперь, чужеземцы, я попрошу вас говорить поменьше и не так громко! — как-то конфузливо сказал индеец.
— Как видно, он станет ворожить над этой бурдой, чтобы мнимые свойства ее стали действительными и верными, — сказал Халлинг, — отойдемте немного, друзья, пусть он видит, что мы не хотим мешать ему!
Все отошли в самые отдаленные уголки хижины и в угоду Обии смолкли на время.
Дикарь принялся подпрыгивать вокруг котла то на одной ноге, то на другой, сначала довольно медленно, бормоча вполголоса на один и тот же протяжный мотив какие-то звуки вроде: Ху… у… ум! — ва… зэ… каа! — Ху… у… ум!
В это время варево в котле сильно кипело, вздымаясь высокой пенистой шапкой. Своеобразная пляска Обии становилась все быстрее и быстрее, наконец, он, произнося заклинание, отчетливо произнес какое-то имя. Затем дикарь протянул вперед левую руку и при этом выкрикнул другое имя. Теперь он уже не подпрыгивал, а прыгал и скакал как сумасшедший около котла, причем кричал резко и пронзительно, не помня себя, в каком-то чаду и опьянении.