Сокровища Посейдона
Шрифт:
– Наверно, среди них есть нуждающиеся в медицинской помощи, и я готова помочь им, если…
– Боюсь я, баронесса, что отец на этот раз прав, – негромко прервал ее Вальтер, с озабоченностью посматривая на крепких и явно голодных без женского общества китобоев. – Поневоле вспомнишь несчастную женщину, попавшую в общество Волка Ларсена…
– О-о, – только и выговорила баронесса и невольно сделала несколько шагов от фальшборта к рубке. С ее глаз спала розовая пелена детской романтики, и теперь взгляды чужих мужчин не казались ей такими невинными. – Вальтер, вы полагаете, что они могут…
– По
Отто тем временем продолжал распоряжаться у ходовой рубки:
– Обвяжите концами и спустите галеты и воду в шлюпку! – приказал он Майклу. Сам перегнулся через леерное ограждение, громко спросил на английском языке: – Кто вы и что с вами случилось?
На шлюпке переглянулись – не поняли. Отто чертыхнулся, прокричал по-немецки:
– Кто вы? Откуда вас сюда занесло? С какого китобоя, черт бы вас побрал вместе с капитаном!
Один из рыжеволосых стрелков, поставив винтовку между колен, на скверном немецком языке прокричал в ответ:
– Мы из Дании, герр капитан! Мы из Дании, ваши соседи!
– Где теперь ваше судно? Оно потеряло вас?
– Нет, герр капитан! У нас испортился двигатель. Китобой ветром и течением вынесло на рифы Окленда, там и разбило. Судно затонуло… Две шлюпки мы спустили на воду, но недавняя скверная погода разнесла нас в разные стороны. Пятые сутки носит нас ветром по океану. Мы так рады своему спасению… Видит бог, герр капитан, вам это зачтется на том свете, как благородное дело, обязательно зачтется, не будь я…
– На тот свет я пока не спешу! – не без злости прервал Отто говорливого датчанина. – У меня полно дел еще на земле, да и на воде тоже… Примите воду и галеты. Майкл, спускайте груз. Да осторожнее, у нас нет лишних припасов, чтобы топить их в этих волнах!
– Ка-ак?! Вы не возьмете нас с собой? – Светло-рыжие брови датчанина полезли на открытый широкий лоб. В желтых глазах отразился такой ужас, что Отто едва не выругался скверными словами. Датчанин хотел перекреститься, поднял руку и уронил под ноги зюйдвестку, которую до этого держал в пальцах. – У нас нет сил… Неужели вы бросите нас на верную смерть? Вспомните о своих детях и матерях, герр капитан!
– Я иду в другую сторону и не могу вас взять! Не могу рисковать ни командой яхты, ни ее пассажирами. Запасы мои не беспредельны, путь длинный. Держите курс на север, море неделю будет спокойным, и вы выйдете на остров Стюарт. Если кто-то другой вас не подберет до этого. Майкл, что вы медлите? Спускайте!
Китобои, ничего не понявшие из разговора на чужом языке, с ликованием приняли ящики с галетами, потом анкерки. Тут же откупорили один и, разбрызгивая драгоценную воду, из дырочки начали пить. Рыжий датчанин подошел к куче своих товарищей, ловко вбил ладонью пробку в отверстие, что-то сказал им, взмахнув несколько раз рукой за спину, в сторону качающейся на волнах яхты. На шлюпке стало тихо, как в пустой могиле перед тем, когда будет опущен гроб и первые комья земли застучат по его крышке…
Дункель громко скомандовал механику:
– Штефан, самый полный вперед!
Степан, которому из машинного отсека ничего не было видно, решил, что китобои уже на яхте и с криком «Есть самый полный!» включил двигатель, постепенно увеличивая обороты до предельных.
Теперь на шлюпке закричали, и крик этот, словно бритва, резанул Вальтера по сердцу. Почти сознавая, что по-другому отец вряд ли мог поступить, он тем не менее надеялся, что как-то вопрос будет улажен иными способами, а вышло – откупились от греха водой и галетами… Будто пьяный, не видя дороги, он с кормы кинулся в каюту, провожаемый не менее удивленным взглядом баронессы.
– Господин Дункель! Разве мы не берем китобоев на борт? – Неожиданно, потрясенный решением сенатора, Роберт выглянул из рубки и закричал в сторону временного хозяина яхты: – Как же так? Ведь наш долг…
– Если у тебя перед ними какой-то долг – прыгай за борт! – Отто ответил так грубо, что на рулевого, похоже, напал минутный столбняк. – Решай, пока шлюпка еще под кормой!
Боцман за это время успел бросить конец линя от второго анкерка, наклонился над леерным ограждением и молча смотрел вслед удаляющейся шлюпке и на китобоев, которые как на старой серой фотографии замерли каждый в своей позе – кто сидя, кто стоя…
«Получив» неласковый ответ от сенатора Дункеля, Роберт как-то разом обмяк, гладко выбритое лицо покрылось желтизной, плечи опустились. С виноватой улыбкой оглянувшись на баронессу, которая все так же в одиночестве стояла на корме и смотрела в сторону шлюпки, не до конца осознав, какая трагедия разыгралась у нее на глазах, Роберт тихо закрыл дверь, не замечая, что у штурвала для подстраховки уже встал Карл: если бы рулевой вздумал не выполнить приказ сенатора, он тут же вылетел бы из рубки и больше никогда не встал бы на вахту. По крайней мере, вплоть до возвращения в Мельбурн…
– Что мне делать… за кормой, а? – Рулевой, разговаривая сам с собой, вздернул плечами, по привычке не упуская из вида стрелку компаса – красным концам она показывала строго на зюйд. – Что мне там делать? Надо же, получил словесную зуботычину… Словесную, а досадно и больно… Пусть он сам и отвечает перед Богом!
– Ты прав, Роберт, – негромко поддакнул Карл, разжимая тугие кулаки и радуясь в душе, что не пришлось доводить дело до драки и тем самым настраивать команду против пассажиров. – Каждому тащить свою ношу и по своей должности. На отца не сердись, он непременно объяснит после суматохи причину такого решения.
– Да-да, господин Дункель, вы правы… Господин сенатор здесь хозяин, и ему нет необходимости объяснять свои поступки. Кому объяснять? Какому-то рулевому, без роду без племени… – Роберт говорил, но голову к Карлу не повернул, боясь показать глаза, полные обиды и ожесточения – впервые за много лет плавания на «Изабелле» с ним так скверно обошлись! Разные были туристы, и капризные и трусливые, но чтобы кричать моряку – прыгай за борт! – и в голову никому из них не приходило!
Отчитав рулевого, Дункель обернулся в сторону кормы – баронесса стиснула руки и широко раскрытыми глазами смотрела не на удаляющуюся шлюпку, где неслышно из-за работающего двигателя кричали моряки, взывая к Богу или призывая Сатану для возмездия, она смотрела на него, как на нечто впервые увиденное…