Сокровища Посейдона
Шрифт:
Вальтер медленно поднял глаза. У Карла снова волосы зашевелились на затылке – живой человек такими глазами не смотрит!
– Не надо мне теперь никакого наследства, брат. Скажи только честно: ты и вправду ничего не знаешь? Про то, что сделал со мною отец? Поклянись памятью мамы, что ты не заодно с отцом?
– В чем – не заодно? – Карл почувствовал, что у него на щеках словно ледяная корочка образовалась. – Ну-у, мы иногда бываем единомышленниками в вопросах политики, но что сейчас имеешь в виду ты – не возьму в толк. Объяснись, ради всех святых.
– Спасибо, брат, хоть в этом мне повезло. – Вальтер натянуто улыбнулся, в очередной раз продолжительно вздохнул, будто это давалось ему с трудом, похлопал Карла по руке, и в этом дружеском жесте выразилось что-то такое важное, что у Карла сердце сжалось от тоски и жалости. «Проклятая война! – с раздражением подумал он, искренне жалея младшего брата. – Что она сделала с ним! Сколько ребятишек в Берлине, в других городах пережили ужасы бомбардировок, артобстрелов, голода, сколько смертей пришлось им увидеть и пережить! Хотя бы и смерть мамы. И вот результат – сломался ребенок!»
В каюте над дверью мелодично тренькнул звонок – сигнал из камбуза, что обед готов. Карл обрадовался возможности прервать мучительный разговор: право, сверх всякой меры блажит Вальтер, нагромождает в своем воображении неодолимые препятствия на пути к своей Амрите, а потом мысленно преодолевает эти завалы…
«Обязательно поговорю еще раз с отцом. Пусть он сам вторично пообещает не препятствовать браку с индианкой и тем успокоит Вальтера. А то он и в самом деле может рехнуться от переживаний. Надо же, прикидывает вариант выхода из общего имущества! Да янки меня вмиг проглотят и даже не поперхнутся!»
– Хватит хандрить, братишка! Бросай своего «Лженерона» и идем обедать! – Карл поднялся. Отгоняя тревожные мысли, принял беспечный вид, глаза его не выказывали больше никакого беспокойства, словно с этим сигналом из камбуза исчезли всякие проблемы и неурядицы. – И не старайся подражать глупой кукушке, которая прилетает по весне и улетает осенью в полном одиночестве. Зеленая тоска может съесть всю душу. Баронесса Марта несколько раз о тебе справлялась… Идем, отведаем китайской кухни. Что там нам приготовил сегодня любезный посланец Поднебесного царства?!
– Ты иди, а я приду чуть попозже… – Вальтер повернулся лицом к иллюминатору. – Надо же, солнце опять появилось! Как слепит глаза! Миллионы лет светило и еще пройдет миллионы лет… От нас и молекул не останется, наверное, наша планета может погибнуть в какой-нибудь термоядерной катастрофе, а солнце будет жить. Здешним людям или каким-то иным существам на других планетах, а будет светить все так же тепло и ласково…
Карл попытался сдержать при себе законное недоумение – нашел чему удивляться – солнышку! – еще раз напомнил про обед и пошел из каюты, но у ходовой рубки наткнулся на отца и боцмана. У них, похоже, недавно состоялся свой, не менее напряженный разговор…
Как только баронесса ушла в каюту, Отто Дункель подозвал к себе боцмана:
– Майкл, подойди на минутку, надо кое-что утрясти нам с тобой на будущее, – сказал так неопределенно, чтобы рулевой не навострил свои уши.
Майкл оставил рубку, где у штурвала заступил на вахту Клаус, подошел к хозяину яхты. А в том, что сенатор Дункель стал полновластным хозяином, он уже не сомневался – опуская анкерок в злополучную шлюпку китобоев, он наклонился над фальшбортом и заметил вместо привычной надписи «Изабелла» новое название из незнакомого слова «Хепру». И теперь Майкл был абсолютно уверен, что сенатор по какой-то причине не собирается возвращаться в Мельбурн, конечно, если не восстановит старого названия яхты. Потому так крепко и запечалился, размышляя над вопросом – что ждет команду, которая невольно оказалась неизвестно в каком положении? По-прежнему ли как экипаж яхты, или как обреченные на возможную смерть временные заложники?
Майкл подошел, заставляя себя улыбаться, запустив пальцы в густые бакенбарды и по привычке почесав правую скулу, что у него всегда было признаком глубокого раздумья. Потом чуть наклонился к сенатору, готовый выслушать все, что ему прикажут. Отто Дункель доверительно потянул боцмана за рукав, усадил около себя на свободный стульчик – легкая конструкция едва не хрупнула под могучим телом моряка, и чтобы не сломать вещь, боцман вынужден был часть собственного веса перенести на полусогнутые ноги.
– Ты, я вижу, по-прежнему в сомнениях, Майкл? – спросил сенатор бесстрастным голосом, который так поразил боцмана – оставили людей на гибель в океане, а сенатор о делах земных разговор ведет так преспокойно! – Напрасно. Подумай хорошенько, могли бы мы спать спокойно, достав со дна моря клад и имея у себя за спиной девять вооруженных винтовками и ножами нищих китобоев? Мне что-то не особенно в это верится! Китобои остались без гроша в кармане, сезон для них окончился более чем неудачно, даже жалованье не с кого потребовать! А тут – нате вам! Сокровища отыскались! За ножи, братья, и в бой за добычей!
Майкл не выдержал пристального взгляда сенатора, смутился и опустил взгляд на просмоленные доски палубы. «Дьявол его побери! – ругнулся про себя Майкл. – Он опять говорит про клад! Но чтобы его найти в океане, надо быть таким же упрямым и удачливым, как мореход Колумб, который искал свою Индию! У сенатора же, как мне кажется, слишком много самонадеянности…»
– Вижу, Майкл, что магнитная стрелка твоей души мечется, словно попала в магнитную бурю и не может никак определить, где север, а где юг. Отсюда и все твои сомнения. – Отто настойчиво смотрел в лицо боцмана, пытаясь проникнуть в его сумбурные мысли. – Вот и я засомневался. Наших пистолетов было ба маловато в такой драке над сокровищами. А этот сброд скандинавов и вас перестрелял бы, как лишних свидетелей… Мне искренне жаль, что я так грубо накричал на Роберта. Скажи ему, что я об этом весьма сожалею… Итак, мы продолжаем путь к намеченному месту, а морякам говори, что я побоялся взять чужих людей из-за баронессы. Им про сокровища пока говорить ничего не надо. Договорились?
Душа Майкла, словно пустая бутылка, брошенная в штормовом океане, все эти дни то взлетала вверх на волнах надежды, то снова проваливалась во тьму жуткой глубины. И вот в очередной раз взлет к сияющему солнцу надежды на богатство… Боцман с облегчением перекрестился – слова сенатора убедили его. А может, сам того не сознавая, он еще раз хотел получить подобное утешительное объяснение и, дождавшись таковое, охотно поверил тому, во что так хотелось верить. «В противном случае с нами может быть…» – дальше и думать почему-то не хотелось.