Сокровища Посейдона
Шрифт:
– Пища пище рознь, – непонятно к чему высказался Фридрих. – От нашей кормежки они могут протянуть ножки, ха-ха! – Кугель откинулся на спинку кресла и зловеще засмеялся, хотя лицо продолжало внешне оставаться безмятежным и привлекательным.
«Вот тебе и добряк Кугель! – поразился Отто, уставившись на своего штурмана. – Ишь как заговорил, когда перед носом отчетливо выросла кучка золота! Гораздо большее нетерпение проявляет в этом деле, чем я мог предположить. У меня и то временами пробуждается ненужная, может быть, жалость и всякие угрызения совести. А Фридрих настроен весьма решительно! Ну что же, так даже лучше, в нужную минуту рука у него не дрогнет, если дело дойдет до кровавой схватки…»
– Майкл, ну что там Мельбурн? – громко спросил Кугель у боцмана, который остановился около ходовой рубки и не решался без приглашения подойти к беседующим господам. И негромким голосом для сенатора добавил, что несчастный Кельтман, наверное, охрип от крика.
Горилла Майкл быстро вынул сигарету из зубов, ответил:
– Ищет в эфире, а надо искать в море!
Отто покосился на боцмана, но не стал уточнять, кого именно надо искать в море, их или Штегмана с компанией?
К полудню Майкл доложил, что Мельбурн перестал вызывать обе яхты по рации, а это значило, что Вольфганг Кельтман получил радиограмму с «Адмирала Нельсона» о катастрофе с его судами. Раздосадованный Майкл кулаком грохнул по немому передатчику – много ли теперь толку в этих железках и проводках, если он, боцман, не может сообщить хозяину, что «Изабелла» не взлетела на воздух, хотя и была на волоске от такой же жуткой участи.
– Теперь остается только ловить музыку и веселиться вместе с далекими артисточками! – пожаловался Майкл, когда, немного вздремнув после обеда, сенатор заглянул в ходовую рубку и для контроля посмотрел на компас. Кривоносый Клаус, негромко напевая веселую песенку про красавчика Вилли, который так нравится бременским девочкам, поклонился сенатору так многозначительно и таинственно, что Дункель невольно насторожился, не показывая, правда, вид, что принял это поведение рулевого к сведению.
«Клянусь священными водами Стикса, этот парень, как мне все больше кажется, не так прост и себе на уме! И минувшей ночью он выглядел довольно спокойно, не суетился и не ломал пальцы в истерике, как Горилла Майкл, который возится у шпиля… Обязательно надо будет приглядеться к нему повнимательнее. Все-таки свой человек, немец, не русский, с его извечной ненавистью к нам, и не нигер Джим, который ходит за боцманом, словно дрессированный пес… Неужели Клаус что-то подозревает? А может, видел какие наши приготовления против “Виктории” и смекнул?»
– Какая у яхты скорость, Клаус? – уточнил Отто, чтобы завязать разговор. – Не слишком ли мы спешим?
Клаус глянул на датчик механического лага, ответил, что скорость на эту минуту четыре и три десятых узла.
– Маловато, господин сенатор… Так можно и опоздать, не правда ли? – Его фраза прозвучала с непонятной интонацией в концовке – то ли он сам боялся куда-то опоздать, то ли спрашивал у Дункеля, не боится ли тот сам куда-то прийти позже срока?
– А куда ты спешишь, почтенный Клаус? – усмехнулся Отто, подталкивая рулевого на продолжение разговора. «Давай, дружище, раскрывай раковину своей души, хотелось бы туда заглянуть поглубже», – подумал Дункель, присаживаясь на складной стульчик у нактоуза. – Или дома какие важные и неотложные дела ждут?
– Да нет там никаких важных дел… Важные дела надо вести с приличным капиталом на счете, а у битого боксера не может быть такого состояния. Вот если бы чудо какое свершилось… – И рулевой умолк, как бы давая возможность сенатору самому догадаться, что бы он, Клаус, сделал, произойди это чудо и на самом деле.
– Как знать, Клаус, как знать! – тоже полунамеком ответил Отто и сделал широкий жест руками, насколько позволяла тесноватая рубка яхты. – Мир велик и что в нем порою творится, даже Господу не всегда известно. Жди и надейся, может, и придет к тебе если не чудо, то удача в виде того самого приличного состояния, о котором ты так упорно мечтаешь.
– Чтобы поймать свою удачу, господин сенатор, я готов не только ждать, как вы советуете, но и действовать! – Последнее слово Клаус проговорил в растяжку, с глубоким намеком, но почти шепотом, потому как осмотрев внимательно шпиль, к рубке направился сумрачный боцман.
– Зер гут, – кивнул головой Дункель и опять двусмысленно, как бы понимая и принимая предложение Клауса о возможном «партнерстве» в будущих делах, добавил уже более откровенно: – Я не привык отталкивать дружески протянутую мне руку. Тем более если это рука соотечественника… Но об этом потом и с глазу на глаз. А теперь подай мне карту. Да, вон ту, что лежит свернутой на рабочем столике. – Отто взял карту, вышел чуть вперед из ходовой рубки, развернул ее, чтобы сориентироваться на местности, хотя это было гораздо труднее, чем на суше. – Слева за горизонтом у них лежит Новая Зеландия, но близко к берегу подходить нельзя во избежание встречи с каботажными судами. А пассажирские пароходы в тот район моря, куда направляется «Изабелла», не заходят – основная трасса из Хобарта на Веллингтон пролегает гораздо севернее.
С видом собаки, потерявшей заботливого хозяина, тихо подошел Горилла Майкл, сдержанно кашлянул в кулачище, чтобы сенатор обратил на него внимание и оторвался от разноцветной карты.
– Что тебя так заботит, Майкл? – посмотрев на боцмана суровым взглядом, спросил Отто. – Можно подумать, что это твоя яхта подорвалась на мине… Или по крайней мере на ней плавали твои наилучшие друзья! Хотя я не знаю, может тот боцман с «Виктории» и был твоим верным другом?
– Да нет… Скорее, наоборот. Он однажды наябедничал Кельтману про мою драку в таверне, о которой даже полиция не могла дознаться, чьими руками так старательно переломана мебель… Просто у меня без передатчика такое ощущение, как будто я полуоглох – слышу, а говорить не могу.
– Не такая уж это и беда, Майкл, через день-второй привыкнешь. Тем больше будет радости хозяину, когда мы причалим к мельбурнскому пирсу. Он и нас считает исчезнувшими, а мы тут как тут! Правда, и огорчится одновременно! – не без юмора добавил Отто, постаравшись изобразить, какую рожицу скорчит Кельтман при их возвращении.
– Да почему же огорчится? – не понял простодушный Майкл и уставился маленькими недоверчивыми глазками на чудаковатого сенатора – как можно огорчаться, если возвращается твоя целехонькая яхта?!
– А если Кельтман получил уже от страховой компании за нее страховку, которая много больше, чем стоит наша «Изабелла»? Жалко будет возвращать денежки! Мореходная практика имеет сотни случаев, когда хозяева страхуют свои пароходы на солидную сумму, а потом устраивают им правдоподобные пожары или аварии. Не доводилось тебе читать сочинение господина Стивенсона «Потерпевшие кораблекрушение»?
– Не-ет, не читал. Да и когда мне читать, господин сенатор? А вы правы, мог застраховать. Я и не подумал, что можем огорчить хозяина своим возвращением! Хоть и не приходи больше домой! Ну и де-ла-а на белом свете! – Горилла Майкл с остервенением почесал грудь, словно этим можно было выцарапать из себя нахлынувшие сомнения.
– А мы, тебе в утешение, все же имеем пеленгатор, что для нас в открытом море не так уж мало. Будем ориентироваться на радиомаяки крупнейших портов. – И после небольшой паузы, устремив в глаза боцмана пронзительный и строгий взгляд, спросил: – Ну так что, дружищей Майкл, идем дальше, как наметили? Или будем возвращаться домой… с пустыми карманами? – В присутствии рядом Клауса Отто не стал говорить громко о сокровищах, решив сначала прощупать этого боксера как следует, чтобы вторично не наскочить еще на один подводный «риф», подобно бывшему дворнику Тюрмахеру.