Сокровища рода де Карсо
Шрифт:
Он дал Малышу время собраться и повёл его вниз, слыша нетерпеливое урчание в своём животе, предвкушающем хороший обед.
Вечером, принарядившись, буканьеры опять отправились к мадам Жозефине.
— Я к Антониде! — бросил Ажен опешившей старухе и поднялся прямо наверх.
— А мне подбери какую-нибудь курочку попышнее! — потряс Бенуа щедро наполненным кошельком, перед носом сразу повеселевшей хозяйки. — А то вчерашняя была ну уж очень ... стройна, — подобрал он подходящий эпитет для тощей девицы, никак не желая обидеть ту, что доставила ему вчера немало
От "легкокрылых фей", за которых Жозефина не преминула набросить десяток пиастров, Жак вежливо отказался.
— Мадам, для меня их старания явно излишни. От одного запаха этого заведения, мой флаг взлетает под самый клотик! И далеко не всякому кораблю из эскадры ваших "девственниц" под силу сбить его даже до середины мачты! — выпятил он горделиво грудь, весьма довольный удачно вставленными морскими выражениями.
Старуха, любившая сальности, захохотала. Её морщинистая кожа задёргалась, добавив на лице, напоминавшем высохший лимон, несколько новых складок. Сделав приглашающий жест и усмехнувшись, она быстро затопала по ступенькам наверх впереди буканьера.
Куртизанка, расчёсывающая роскошные светлые волосы под пологом кисейного балдахина, приветливо улыбнулась буканьеру и, отложив гребень, поднялась с кровати. Две свечи, освещающие комнату, сразу же выхватили из полумрака изящный изгиб молодой шеи и великолепную грудь, которую никакими стараниями нельзя было запрятать в корсет. Девушка была не очень красива, но привлекательна и свежа.
"Наверное, из нового пополнения мадам", — подумал Жак, галантно целуя ей руку.
— У тебя чудесное имя, сказал он, когда она назвала себя. И видя, что девица не торопится его раздевать, как повелось в заведении Жозефины, он сам усадил её на постель, только тут сообразив, что на куртизанке одето платье, а не привычный для посетителей пеньюар.
"Опять с этой каргой не рассчитаешься", — мелькнула отдававшая скупостью мыслишка. Но губы уже сами потянулись к манящей нежным запахом шее, а рука легла на скрытое пышными складками мягкое бедро, жаркое тепло которого сразу ударило в голову. Он снял с неё и отбросил цепочку с тяжёлым крестом, мешавшую его поцелуям и принялся возбуждённо расстёгивать платье и, приведшую его в неистовство, тугую шнуровку корсета.
Анна еле заметно сопротивлялась, пока он не раздел её всю и не приник к ней, вжавшись всем телом и настигнув, наконец, поцелуем её ускользающие губы.
За этим последовал такой шквал страстей, что Жака мотало как щепку, неосторожно попавшую в водоворот. Его горделивый флаг дважды срывался с мачты, сбитый ураганными порывами, прежде чем побеждённая буря, разразившись напоследок пронизывающим сердце стоном, утихла, сражённая стойкостью француза.
Анна ласково прижала его голову к ещё вздрагивающей груди и, не отпуская его от себя, неподвижно застыла.
— Ты знаешь, Жак, — минутой спустя, тихонько шепнула она, — за последние три месяца, что я здесь, ты первый, кто довёл меня до вершины блаженства, — и мягко поцеловав, легонько отстранила от себя тяжело дышащего охотника.
— Дьявол! — не удержавшись, выругался Бенуа, когда встал с постели. Он закрутился, поджав босую ногу, которой наступил на брошенный около кровати крест. Ругаясь уже про себя, буканьер поднял распятие с пола и, желая рассмотреть, обо что же он укололся, шагнул к горевшей в углу свече.
Он узнал этот массивный, чуть меньше ладони, серебряный крест. Это был крест Лангедока! ... И на терновом венце искусно отлитого Христа алела капелька крови.
— Прости меня, Господи, что принял твою руку за дьявольскую, — трижды осенив себя крестным знамением, прошептал Бенуа.
Он повернулся, взяв подсвечник, и поднеся свечу к изголовью кровати, спросил, глядя прямо в глаза, лежащей девушки:
— Откуда у тебя этот крест, Анна?
— Крест? — чуть дёрнулась куртизанка. — Мне подарил его на днях один кавалер. Весьма противный малый, надо отметить, — коснулась она успокаивающе его руки. — С ужасно колющими усами и дурным запахом изо рта.
— А как его звали?
— Я даже не поинтересовалась, Жак! Но он был из буканьеров и при деньгах. ... Брр, — передёрнула она плечами от омерзения, вспомнив его холодные как у покойника губы.
Бенуа на секунду задумался, перебирая в памяти лица товарищей:
— А он не был похож на крысу? — непроизвольно напрягся охотник, в ожидании ответа на неожиданно мелькнувшую догадку.
— Боже мой! А я, дура, всё не могла понять, кого же он мне напоминает, — прикрыла она рот ладонью, откинувшись на подушку. И вдруг отчаянно начала тереть губы, вспомнившие его гадкие прикосновения и грудь, занывшую, как тогда, нестерпимой болью под его костлявыми пальцами.
— Поцелуй меня, Жак, — взмолилась Анна, поняв бесполезность своих попыток уйти от мерзких воспоминаний.
Охотник склонился над девушкой и долгим поцелуем приник к её губам, чувствуя, как под его ладонями, ласкающими груди, твердеют желанием спелые ягоды её сосков. И всё завертелось вновь.
То, что было у них до этого, не тянуло даже на лёгкий шторм, по сравнению с тем ураганом, который обрушился на Жака. Намертво сжав его в объятьях, Анна неистовствовала, мечась в исступлении по постели, бешеными движениями пытаясь содрать с себя эту едкую, разъедающую душу грязь. И когда она судорожно сжала бёдра, и, откинувшись завыла в полный голос, никого не стесняясь, и ни на что не обращая внимания, Жак затих, боясь неосторожным движением остановить этот очищающий огонь, охвативший её тело. ...
...— Шла бы ты из этого заведения, — нежно гладил он её по щеке, стирая слёзы, мелкими горошинами срывающимися с мокрых ресниц. — Не для тебя оно! Возьми, к примеру, Жозефину. Да ей всего сорок шесть! А выглядит старше покойника! Распутство все соки из неё вытянуло ещё десять лет назад. Грудь до пупа, лицо, как печёное яблоко. Это ещё хорошо, что дурной болезнью не заразилась, а то бы и нос отгнил. Здесь особо не разбогатеешь, только себя загубишь. А сколько Крысят тебе ещё попадётся у мадам?! — сжал он легонько её руку, жалея девушку.