Сокровища старой церкви

Гусев Валерий Борисович

Колька взял лом, подсунул под постамент, налег. «Комод» легко сдвинулся с места, открыв отверстие.

– А вдруг он там?
– предостерег Мишка, увидев, что Колька в азарте уже готов спуститься вниз.

– Ага. Там. Забрался и задвинулся. Чтобы свет не мешал. Полезли.
– И Челюкан зажег свечу…

…- Да нет, что вы говорите, Петр Алексеевич, - рассуждал Сентя, зашедший навестить Великого, - отпетая шпана. Никаких интересов, ни проблеска светлой мысли, ни капли фантазии, кроме как чего-нибудь натворить. На

пакости они имеют редкую изобретательность.
– И незаметно почесался, сморщившись от воспоминаний.

«Насчет натворить ты прав, скоро они такое вам натворят - долго не забудете», - подумал Великий, а вслух сказал:

– Вы несправедливы к ним, Арсентий Ильич. Ребята одинокие и потому отзывчивые. Их надо понять. И они добром ответят.

– Да, вы имеете на них влияние, - согласился Сентя.
– Боюсь только, что уже поздно. На доброе дело у них потенциал исчерпан. Не будет в них проку.
– Он отставил пустую чашку, подошел к окну.
– Дожди скоро зарядят. Реки разольются. Опять нас водой от мира отрежет.

– Почему вы уверены?
– чуть встревоженно спросил Великий, вставая.

– У нас тут свой климат, - вздохнул Сентя.
– Свои приметы. Вон тот краешек неба старики «гнилым углом» называют. Как только там начинает сереть, облачка собираются, - значит, жди затяжного дождика. Тоска…

Стукнула, сильно распахнувшись, дверь - на пороге возникли взъерошенные, перемазанные Колька с Михой.

Сентя нахмурился:

– Это что такое? Ну-ка, юноши, выйти и войти как положено.

Дверь послушно затворилась, в нее раздался стук, и прозвучали два голоса:

– Можно войти?

– Войдите, - отозвался Сентя и посмотрел с важностью на Великого: вот, мол, как я с ними.

«И дурак же ты, братец», - подумал Великий, а вслух сказал:

– Они уважают вас.

Сентя важно кивнул и… почесался.

Затем директор откланялся. Великий вежливо улыбнулся ему, закрыл за ним дверь и повернулся к ребятам.

Они не узнали его. Это был совсем другой, чем секундой назад, человек. Взгляд его был холоден и жесток. Даже злобен.

Мишка на всякий случай будто ненароком приблизился к окну. За окном - школьный двор, за ним Сентин огород, роща, дремучие леса - никакой, даже самый Великий, не найдет беглеца в их глуши.

– Где инструменты?
– рявкнул Великий, наступая на ребят.

Они молча переглянулись - откуда он знает?

– Делись куда-то, - пробормотал Мишка, чувствуя свою личную вину.
– Вот прямо в руках были - и исчезли. Наверное…

– Волк унес, - продолжил за него Великий.
– Знаю я этого волчару. Сейчас мои инструменты в коляске мотоцикла едут в город, на экспертизу. Такое дело, сопляки, сорвали. Ни хрена не умеете.

Великий раздраженно расхаживал по классу, делая вид, что собирает вещи к отъезду.

– Сроку даю вам два месяца. Что хотите - продавайте, где хотите - воруйте,

но чтобы деньги за инструменты выслали. Вот адрес, - черканул на клочке бумаги несколько слов.

– Мы подземный ход нашли, - буркнул Колька.

Великий осекся, бросил недоверчивый взгляд:

– И что?…

– Он в две стороны ведет. За реку и в церковь. Наверное…

– Что значит - наверное?
– снова повысил голос Великий.

– Мы вот так вот спустились, - вступил с объяснениями Миха, показывая руками, - потом вот так вот прошли, - изобразил ладонью - будто рыба хвостом махнула, с крючка сорвавшись, - обратно поднялись - и все. Дальше хода нет…

– Как это нет?

– Стена глухая. Железки ржавые кругом. Скелеты. Которые с зубами, которые без зубов. А один - воще!…

– А крокодилов там нет?

Мишка не успел соврать. Колька его перебил:

– Будут. Заведутся. Туда все время вода подтекает. Наверное, река себе ход моет.

– Рисуй!
– Великий кивнул на доску. Колька взял мел.

Увлеченные, они не заметили, как на подоконнике бесшумно раздвинулись цветочные горшки и блеснули между ними чьи-то большие любопытные глаза. Среди веснушек.

– Должен тут проход быть, - сказал Великий.
– Надо мне самому посмотреть.

– Вы не пролезете, - поспешил предупредить Мишка, опасаясь, что за вранье насчет скелетов ему добавка будет.
– Там вот так вот узко. И костей полно.

– Ты меня испугал.
– Великий переоделся в спортивный костюм, переобулся в кроссовки.
– Пошли.

– Прямо днем?

– Вот именно.

Великий плавно шествовал, будто корабль плыл, по селу, раскланиваясь, кивая по сторонам, помахивая рукой.

Мишка с Челюканом, чуть приотстав, сопровождали его, как два бравых адъютанта боевого генерала.

Встретив Корзинкина, Великий стал навязчиво пояснять, придерживая его за рукав:

– Вот, хочу кладбище ваше осмотреть. Говорили мне: много там интересных памятников есть, произведения искусства, так сказать, шедевр печального ваяния.

Корзинкин слушал невнимательно, перебирая ногами, топчась на месте. Наконец не выдержал:

– Пусти, Лексеич, некогда мне - за ломом к Серегиным бегу. Вишь, старый погреб разбирать надумал, а лом свой никак не найду. Табличку, что участковый дал, прибил да лом рядом поставил. И куда он делся?

– Крокодил его съел, - вполголоса уронил, не удержавшись, Мишка.

– Чего?
– вылупился на него доверчивый Корзинкин.

– Крокодил в реке появился. Участковый говорил: из зоопарка приплыл. От голода спасаться. Вот и сожрал.

Корзинкин был не только доверчив, но и туповат.

– Как же? Он ведь в реке, а лом…

– В реке, - хмыкнул Мишка.
– Это он днем в реке, а ночью по дворам шастает. Подъедается.

– Да как же? Железка-то длинная. Как же он ее заглотил-то?