Сокровища «Третьего Рейха»
Шрифт:
За Унтеркримлем Хетель съехал с асфальтированного шоссе на обычную мощеную дорогу. Остановив «пикап» вблизи ручейка, сбегавшего по крутому склону, долго пил холодную родниковую воду, прихлебывая прямо из ручья, и щурился от удовольствия. Напившись, сел на поросшую мхом каменную глыбу, сказал весело:
— Можете благодарить бога! Сюда не сунет носа ни один полицейский.
Ангел выглянул из–под брезента, посматривая недоверчиво. Кругом горные склоны, где–то далеко в долине краснеют крыши Унтеркримля, выше — серая извилина шоссе, по которому ползут машины, а здесь — небо и зеленые склоны, журчит вода в ручейке, и поют птицы. Ангел расчувствовался: жизнь, оказывается, продолжается, а они не замечают ее красот в погоне за житейскими благами!
Грейт опустил голову в холодную воду, фыркал и отплевывался умываясь. Смыв дорожную пыль, вытерся платком, спросил:
— Фрау Вессель не оставила пакета с бутербродами? Я съел бы слона…
Сейчас все вспомнили, что даже не завтракали. Но в «пикапе» не было ни крошки съестного.
Теперь ехали медленно, оглядываясь по сторонам. Люди селились здесь редко — небольшие усадьбы, разбросанные в зеленом море. А дорога вилась между склонами, забираясь еще выше. Казалось, уже ничего не будет, кроме неба и каменных глыб, но и там жили люди — за поворотом недалеко от дороги стоял аккуратный кирпичный коттедж с мансардой. Из трубы поднимался дым.
Хетель остановил машину.
— Я пойду на разведку. Вы чудаки–туристы, я вожу вас, вам надоели мотели и кемпинги, хотите экзотики и одиночества…
— Идите, Вольфганг, и не забудьте сразу договориться о жарком. Больше картошки и мяса, можно, правда, и яичницу. В конце концов, все, что угодно, кроме травы… — пошутил Грейт.
Хетель, не дослушав полковника, двинулся к усадьбе. Грейт, выйдя из кабины, оперся о крыло, спросил Ангела:
— У вас не растряслись кишки? Дорога такая, что я головой чуть не пробил потолок этой колымаги.
Ангел не ответил. Разглядывал коттедж. Наконец вынес приговор:
— Здесь нам было бы неплохо. Место пустынное и всего в десяти километрах от Унтеркримля.
Полковник вынул из бумажника карту:
— И только четыре километра от штольни…
— Что–то Хетеля не видно, — заволновался Ангел. — Может, никого нет и он разыскивает хозяев?
— А дым?
— Ваша правда. Вероятно, Вольфганг договаривается.
Хетель вышел из коттеджа через несколько минут.
Грейт пытался по его виду догадаться, не потерпел ли он неудачу, но Вольфганг ничем не проявил ни разочарования, ни удовольствия: шел, уставившись в тропинку, будто она пролегла над кручей. Перепрыгнув кювет, блеснул очками.
— Договорился, — сказал кратко.
У полковника отлегло от сердца. И все же победила осторожность:
— Кто там живет?
Хетель, садясь за руль, объяснил:
— Одна женщина со старым отцом. Недавно у нее умер муж. У нее есть сын, учится где–то там, — кивнул на долину, — и редко проведывает их. Я снял две комнаты мансарды. Ничего, чистенькие…
Хозяйка ждала их возле открытых ворот. Дородная, полноватая женщина лет под пятьдесят, смотрит приветливо и улыбается. Грейту она понравилась. Выпрыгнул из машины, помог ей прикрыть ворота. Поинтересовался:
— Как с обедом, фрау?..
— Шварцвеллер, — представилась женщина. — Но я не рассчитывала на гостей…
— Если у вас найдется полтора десятка яиц и кусок грудинки, — заявил Грейт с энтузиазмом, — то мы будем спасены!
— Конечно, найдется. Есть еще сыр, колбаса и молоко.
— Сойдет, — милостиво похвалил Грейт. Оглянулся па друзей: — Фрау Шварцвеллер угостит нас прекрасным обедом. Забирайте чемоданы, Франц, и пойдем устраиваться.
Но Ангел не двигался с места. Стоял, опершись на машину. Похлопал по накрытым брезентом контейнерам:
— Вначале…
— Плюньте, — заявил полковник категорично, — ничего не случится.
Ангел уперся.
— У нас здесь небольшой багаж, — объяснил хозяйке, — и мне хотелось бы…
— Закатить машину в сарай? — догадалась та. — Надо только расчистить место. Я сейчас.
— Мы сами, — остановил ее Грейт. — А вы лучше подумайте об обеде.
Они быстро освободили место в сарае и загнали в него «пикап».
«Аукцион состоится четвертого сентября. Прошу прислать представителя. Лаусон».
Бонне еще раз прочитал телеграмму из Берна, адресованную Петеру Шульцу. Петер Шульц — слуга Хетеля. Значит, у них что–то назначено на четвертое сентября. Сегодня — второе, остается два дня…
Позвал сержанта Грейзля.
— Давайте машину, поедем.
— Если не ошибаюсь, в Блю–Альм? — осмелился спросить сержант. Это он привез утром копию телеграммы и был рад, что угодил комиссару.
Не успели они поставить свой «мерседес» на центральной площади Блю–Альма, как загудел сигнал и Грейзль включил рацию.
— Докладывает седьмой… Докладывает седьмой… Петер выехал из Аль–Аусзее. Красный «фольксваген» сто три–восемьдесят… Иду за ним…
Бонне посмотрел на часы.
— Я еще успею выпить кофе…
Пил кофе и машинально жевал булочку. Попросил утренние газеты. На первой странице «Фольксштимме» сразу увидел портреты трех «красавчиков».
Ангел выглядит рассерженным и даже злым, у Грейта деловой вид, смотрит куда–то в сторону, словно ему стыдно глядеть собеседнику в глаза, Хетеля же нельзя понять: спрятался за стекла очков — типичный провинциальный учитель. Внизу заметка, в которой рассказывается о преступниках. Бонне быстро пробежал ее глазами. Так и есть, главный удар направлен против Ангела — палач, комендант концлагеря, — ну что ж, политические акценты не повредят, а остальное все верно; обращение к населению с просьбой опознать преступников и немедленно сообщить полиции.
Молодец Дубровский, поработал оперативно! Он приехал в Альт–Аусзее вчера утром и поднял комиссара с постели. Пока Бонне умывался, сидел возле ванной и говорил:
— Ну, комиссар, чем вы можете объяснить очередное исчезновение преступников? Скажете, снова фатальное стечение обстоятельств? Так всегда можно оправдаться, а Ангел смеется над вашими полицейскими ухищрениями.
— Вы упрощаете, Серж, — высунул голову из ванной комиссар. — Они были в западне, и если бы не этот мерзавец Кноль…