Сокровища «Третьего Рейха»
Шрифт:
В Ассизи, как и в большинстве подобных итальянских городков, у которых есть свой знаменитый святой, или фонтаны, или собор с фресками Джотто, было несколько маленьких отелей, напоминавших скорее грязноватые и некомфортабельные меблированные комнаты. Один из них пристроился рядом с собором, и Карл предложил остановиться именно здесь. Это устраивало и Аннет, которая уже просматривала цветные проспекты у ближайшего киоска, и Гюнтера, который немедля занял место в гостиничной траттории и заказал бутылку холодного вина.
Карл тоже не отказался
Хозяин внезапно оборвал эту темпераментно произнесенную тираду, распахнул двери и, замахав руками прямо перед носом молодого послушника в черной сутане, остановил его и позвал Карла.
— Этому синьору нужен отец Людвиг!.. — начал громко, почти на всю площадь, и Карл вынужден был оборвать его, пояснив, что на самом деле имеет личное дело к отцу Пфердменгесу, и не возьмет ли послушник на себя труд показать ему, где тот живет.
— Отец Людвиг отдыхают, — объяснил послушник, ощупывая Карла любопытными глазами. — Они встают в пять, потом молитва, кофе — раньше шести вас не примут.
— И где быть в шесть?
— Но мне нужно знать, хотя бы немного, по какому делу господин собирается беспокоить отца Людвига?
Карл только смерил послушника насмешливым взглядом, и тот отступил.
Договорились, что Карл будет ждать у входа в монастырь. До шести было еще много времени, и Карл с Аннет спустились к усыпальнице Франциска Ассизского, находящегося в нижнем соборе. Здесь было прохладно, пахло ладаном и еще чем–то сладковатым — запах, который сопровождает мощи в церквах, подвалах и пещерах во всем мире.
Усыпальница производила величественное впечатление: везде много золота, полированный гранит и мрамор, тяжелый бархат. Аннет остановилась поражённая, постояла немного и шепнула Карлу, что святому Франциску лежать здесь, наверно, неуютно — он всю жизнь проповедовал аскетизм, а члены его ордена в свое время отказывались не только от роскоши — элементарных человеческих благ.
Карл улыбнулся, вспомнив любопытного послушника, пышущего здоровьем, видно, потомки святого нищего ни в чем себе не отказывают. В конце концов, Карлу наплевать на образ жизни монахов. Он повел Аннет обедать, поскольку часы показывали уже четвертый час.
Встали из–за стола в начале шестого, солнце клонилось уже к западу, и на площадь перед тратторией легли длинные тени. Карл поднялся на второй этаж, где им отвели комнаты, и принял душ. Извлек из чемодана белую полотняную сорочку, она немного холодила и не прилипала к телу. Пиджак подержал в руке, только одна мысль о том, что нужно выйти в нем на уличную жару, вызвала отвращение.
До встречи с Пфердменгесом оставалось несколько минут — они посидели втроем, не разговаривая: обо всем было уже переговорено, все волновались, но старались не показывать этого. Наконец Карл встал, помахал небрежно рукой.
— Не задерживайся, — попросила Аннет.
— Конечно. Мне приятнее смотреть на вас, чем на самого симпатичного духовника!
Аннет и Гюнтер видели, как Карл миновал площадь, обошел автобусы и исчез за углом собора. Еще издалека увидел возле монастырских ворот послушника — тот сидел на скамейке в тени и читал молитвенник.
Карл мог поспорить, что шустрый монах увидел его уже давно, но оторвал глаза от книжки только тогда, когда Карл сел рядом. Послушник сказал:
— Вас ждут в саду. Я провожу.
Отец Людвиг Пфердменгес гулял по тенистой аллее. Он берег свое здоровье и, когда только мог, старался двигаться и больше бывать на свежем воздухе. Увидев послушника с человеком, который просил у него аудиенции, остановился за деревом, разглядывая: никогда не помешает увидеть будущего собеседника раньше, чем он тебя; сколько раз отец Людвиг выигрывал на этом.
Но внешность юноши, что шел за монахом, ничего не подсказала Пфердменгесу: мог быть и философом, что изучает богословские науки, и посланцем оттуда — по старой привычке отец Людвиг даже в мыслях не уточнял — откуда: сколько их прошло через его руки, вначале эсэсовцев, которые сожгли где–то свои мундиры, потом просто курьеров или представителей организаций, которые желали наладить связи с эмигрантами в Испании или Южной Америке; раньше, правда, приезжали люди солидные, бывшие коллеги Пфердменгеса по партии, но потом стали появляться энергичные юнцы в клетчатых сорочках и даже в шортах. Отец Людвиг вначале косил на них глазом, однако постепенно привык, молодежь подрастает, берет дело в свои руки, что и говорить, он сам в начале тридцатых годов был не старше этих парней.
Отец Людвиг вышел из–за дерева, махнул рукой послушнику, чтобы исчез. Улыбнулся и поклонился посетителю: сделал жест, который можно было расценить как желание благословить, но молодой человек никак не отреагировал на него, и духовник указал ему на скамейку под кипарисом.
Карл подождал, пока духовник сядет, и опустился рядом.
Отец Людвиг первый нарушил молчание:
— Мне передали, что у вас есть ко мне какое–то дело…
Карл огляделся по сторонам и, не увидев никого, придвинулся к священнослужителю и спросил шепотом:
— Видели ли вы черный тюльпан?
Какая–то тень промелькнула в глазах отца Людвига. Но только на секунду, потому что и дальше смотрел вопросительно и остро. Если он знал пароль, то проявил удивительную выдержку.
— Ну а если и видел? — еле пошевелил губами.
— Неужели вы не припоминаете?
Кожа на черепе отца Людвига разгладилась. Он улыбнулся Карлу, как ребенку, казалось, сейчас погладит его по головке.
— Я уже вышел из возраста, когда играют в прятки. Меня интересуют только книги.