Сокровища «Третьего Рейха»
Шрифт:
Но решительно отбросил эту мысль. Объяснил:
— Он привез меня сюда. Без его разрешения, вы же знаете, ни один посторонний не может увидеть вас. Господин Ганс–Юрген Зикс задержался, — неуверенно махнул на двери, — но это к лучшему, так как у нас разговор не для третьих ушей. — Карл понял шаткость своих аргументов, но чем еще он мог убедить группенфюрера? Сказал уверенно: — Позор Германии, лучшие сыны которой находятся в эмиграции! Но это будет продолжаться недолго, мы наведем здесь порядок! — Вдруг ему стало стыдно, он покраснел и умолк.
Группенфюрер понял это по–своему. Подскочил, стоял над Карлом, высокий,
— Мы вольем свежую кровь в вены нации! — воскликнул надменно. — Кое–кто уже успел ожиреть и не думает о будущем. Мы возьмем власть в свои руки, вначале через фон Таддена, мы позволим ему немного поиграть во власть, но нам нужен человек закаленный и с опытом («Ого, — подумал Карл, — не себя ли имеет в виду?»), мы возродим отряды СС и вермахт, тогда увидим, чего стоит Германия! — Группенфюрер подошел к столу, выдвинул ящик. — Вот тут, юноша, — торжественно указал пальцем, — детальный план создания «четвертого рейха»!
Карл поднялся.
— Не смею вас больше задерживать, группенфюрер. Я должен проконсультироваться с вашим братом относительно некоторых финансовых вопросов и, надеюсь, вечером или завтра, когда вам удобнее, мы продолжим разговор.
— Да… да… — неуверенно согласился Зикс. — Мне хотелось бы услышать от вас… Но, в самом деле, лучше вечером… Я позвоню, вас проведут.
— Не беспокойтесь, я знаю дорогу, — Карл уже шел к дверям. Остановился, склонил голову. — Имею честь!
Выскочив в сад, встретился с каким–то человеком. Тот поднял на него удивленные глаза, но Карл глянул свысока и с невозмутимым видом проследовал мимо клумбы. Человек бросился в дом. Карл проскочил под деревьями к кустам и побежал. Открывая калитку, услышал сзади возбужденные голоса.
Гюнтер увидел его еще издали и завел мотор. Ничего не спросил, рванул машину так, что Карла отбросило к спинке сиденья. «Фольксваген» выскочил на асфальтированную дорогу и помчался, срезая повороты, к дому Каммхубеля.
— Все в порядке! — наконец нарушил молчание Карл. — Я вытянул из него цифры.
Гюнтеру хотелось спросить, какие же, но сдержался. Карл машинально смотрел на дорогу. Возбуждение постепенно угасало.
— Машину сразу поставим в гараж, — сказал он после паузы. Там подняли тревогу, и следует переждать день–два. Придется просить учителя…
Гюнтер удовлетворенно хмыкнул.
«Фольксваген» загнали в бокс, оставив «опель» Каммхубеля на асфальтированной площадке перед гаражом — летом учитель часто ставил машину здесь, и это не могло вызвать никаких подозрений. Затем сидели в гостиной, и Карл рассказывал, как все было.
Главное было обойти разговор о цифрах, а без этого Зикс выглядел дураком, но дураком, судя по всему, он не был, и Карл подумал, как удачно воспользовался он незначительной репликой группенфюрера о Либане — в результате у него сейчас есть сенсационный материал, за который ухватится любая газета: во–первых, бывший группенфюрер СС Рудольф Зикс совсем не сумасшедший; во–вторых, раскрыты его связи с эсэсовцами в Южной Америке.
Внезапно ему пришла в голову тревожная мысль, он придвинулся к Каммхубелю и сказал взволнованно:
— А если пресса устроит шум вокруг Зиксов, те могут докопаться, кто помог журналистам, и расправиться с вами.
Но учитель не склонен был разделять тревогу Карла. Сказал, что прошел концлагеря, а это такая школа жизни, после которой не страшны никакие Зиксы.
Карл слушал его, а краем глаза видел, что Гюнтер наклонился к Аннет и что–то шепчет ей — девушка улыбнулась и кивнула. Гюнтер сразу встал и, извинившись, протянул Аннет руку — так, держась за руки, они и поднялись на второй этаж. Деревянные ступеньки скрипели, Аннет смеялась. Карлу показалось, игриво и поощрительно. Карл не изменил даже позы, боясь показаться невнимательным, как и раньше, смотрел на учителя, но слушал не его, а старался услышать, что делается на втором этаже.
Там стукнула дверь — тишина…
Карл еле подавил в себе желание оборвать на полуслове разговор и побежать на второй этаж. Представил, как они там шепчутся и, может быть, Гюнтер уже притянул к себе Аннет. Удержался, чтобы не побежать за Аннет, сказать что–нибудь оскорбительное. Хотя знал — никогда не сделает этого, и вдруг почувствовал себя слабым и униженным: это чувство собственной беспомощности было таким сильным, что захотелось либо плакать, либо жаловаться, либо еще больше унизить себя. Какая–то пустота образовалась вокруг, сейчас не испугался бы ничего: так бывает с человеком в минуты наибольшего подъема чувств или, наоборот, упадка, когда мозг туманят отчаяние и слезы.
Карл пошевелился, учитель заметил перемену в нем — замолчал на полуслове, смотрел выжидательно. И тогда Карл не выдержал, хотел остановиться, но было уже поздно, слова вылетели из него, и, странная вещь, он жег себя словами, а становилось легче:
— Я обманул вас… Мы выдумали, что хотим написать о Зиксе в газете. Мы обманули вас и, извините, сейчас уедем, потому что не можем оставаться в этом доме, мне стыдно смотреть вам в глаза, и вообще все это нечестно. Зикс знает часть шифра, по которому в банке можно получить деньги, много денег, и мы приехали сюда, чтобы выведать у него цифры, — вот и все. И вы помогли это сделать, мы использовали вас, а вы спасли меня. Я не могу спокойно смотреть вам в глаза, ибо считал себя порядочным человеком, а тут… Каммхубель смотрел на Карла с интересом.
— Значит, деньги… — сказал, растягивая слова. — И я — то, старый воробей, попа–ался…
— Да, деньги, — подтвердил Карл с каким–то отчаянием. Думал, сейчас учитель взорвется, накричит на него, но Каммхубель спросил совсем по–деловому:
— И много денег?
И снова у Карла мелькнула мысль, что не следует этого говорить, но остановиться уже не мог:
— Двадцать миллионов марок.
Каммхубель на секунду закрыл глаза. Помолчал и сказал неодобрительно:
— Большая сумма. И зачем вам столько денег?
Карл растерялся. Ответить на это было очень легко, он бы нашел, куда бросить эти миллионы, но смотрел в прищуренные, ироничные глаза Каммхубеля, и все объяснения казались банальными, даже не банальными, а пустыми и глупыми, ведь раньше, когда перед ним не стоял призрак миллионов, он тоже, главным образом на словах, презирал деньги, смеялся над денежными тузами, осуждал их поступки, продиктованные жаждой обогащения, иронизировал над причудами, порожденными богатством.
Каммхубель, так и не дождавшись ответа Карла, не стал говорить банальности, не встал и не указал на дверь, он задумался на несколько секунд, и Карлу хватило этого, чтобы хоть немного оправдаться.