Сокровища Третьего рейха
Шрифт:
Фошар угостил их кофе, и Анри долго и путано рассказывал историю своего знакомства с Генриеттой Лейе, нервничал, вздыхал, смущался и недоговаривал.
Когда Анри закончил, Дубровский счел необходимым добавить, что он, наверно, знает одного из преступников, это Франц Ангел, бывший гауптштурмфюрер СС и военный преступник, комендант большого концентрационного лагеря в Польше, где во время войны уничтожена не одна сотня тысяч невинных людей.
Комиссар остановил его:
– Нас не интересует прошлое Ангела, кем бы он там ни был. Розыск эсэсовских преступников не входит в компетенцию Интерпола.
– Но вы же не могли не
Комиссар посмотрел на Дубровского отчужденно:
– Этот факт имеет значение… Хотя вряд ли солидная газета напечатает сейчас материал об Ангеле, опираясь на такие сомнительные и бездоказательные вещи, как намеки в письме мадемуазель Лейе.
– Я видел Ангела так, как вижу сейчас вас, и думаю, что Генриетта Лейе не ошибается. У Ангела есть примета – розовые щеки. Понимаете, у солидного человека детские розовые щеки. Генриетта сразу обратила на это внимание.
– Если бы сам Гитлер сейчас поднялся из могилы и встретился мне на Елисейских Полях, – сказал Фошар, – я не имел бы права его задержать. Интерпол расследует только уголовные преступления. Третий параграф нашего устава запрещает вмешиваться в любое дело, если речь идет о политике, религии, обороне государства или о проблемах расовой дискриминации. Далее, – комиссар постучал пальцами по письму Генриетты и продолжил: – Не дай бог, чтобы известия об этом проникли в прессу. Это будет равносильно предупреждению преступников. Они уйдут в такое подполье…
– Я не уверен, – вмешался комиссар Бонне, – что и без этого наш путь будет устлан розами. Может быть, Танжер у них вообще перевалочный пункт? Я ищу их там, а они давно уже на Ближнем Востоке или черт знает где… Людей с розовыми щеками немало, а этот Ангел давно уже имеет надежные документы, и попробуй докажи, что это и есть он…
– Да, – подтвердил Дубровский, – он отличался осторожностью, и жаль, что мы не имеем его фотографии.
– Это усложняет дело, – нахмурился Фошар. Немного подумал и спросил: – Вы говорите, что видели Ангела в лагере. Узнали бы его сейчас?
Сергей на мгновение зажмурил глаза. Разве может он когда-нибудь забыть тот день? Блестящий плащ, по которому стекают дождевые капли, толстый комендант и его улыбка… Кивнул уверенно.
– Я узнал бы его среди тысячи.
Комиссар смотрел на Сергея задумчиво. Предложил сразу, будто речь шла о поездке в Нанси или Руан:
– Не смогли бы вы слетать с комиссаром Бонне в Танжер? Мы решим все формальности и…
Дубровский сразу согласился:
– Я должен связаться с Москвой, но, думаю, в агентстве, где я работаю, не возразят. Для вас Ангел только уголовный преступник, для нас все это значительно важнее.
Анри, который не встревал в разговор и сидел с таким видом, словно удивлялся, как можно интересоваться мелочами, когда речь идет о его невесте, вдруг сказал:
– Я полечу тоже!
Фошар удивленно пожал плечами.
– Мы не можем запретить вам, летите в любой город, но учитывайте, мосье Севиль, интересы следствия. Это не прогулка – преследование преступников часто связано с осложнениями.
– Понимаю ваше положение, комиссар, – отозвался Севиль, – но ведь речь идет о моей невесте. Я полечу в Танжер как частное лицо, – кивнул в сторону Бонне, – но полиция в любую минуту может рассчитывать на меня.
– Аргумент, что и говорить… убедительный… – проворчал Фошар. – Повторяю, это ваше личное дело. Я хотел бы только предостеречь, чтобы вы не прибегали к частному розыску. Это только напортит. Впрочем, вы, может быть, и пригодитесь комиссару. – Фошар встал, заканчивая разговор. – Мосье Бонне, надеюсь, найдет с вами общий язык, господа…
В другом кабинете Анри спросил Бонне:
– Когда отправимся?
– Два дня на подготовку мне хватит.
– Два дня! – в отчаянии схватился за голову Севиль. – Вы шутите, мосье!
– Танжерскую полицию мы проинструктируем уже сегодня, – успокоил его Бонне. – А мне необходимо ознакомиться с архивами. Не исключено, что этот Ангел оставил какие-нибудь следы и у нас. Продает девушек, а это чистой воды уголовщина.
– Когда основана ваша организация? – спросил Дубровский. – Возможно, я проявляю поразительную неосведомленность, но не приходилось иметь дела…
– Даже опытные полицейские репортеры проявляют такую неосведомленность, – заметил Бонне. – Интерпол мог быть создан еще до Первой мировой войны. В четырнадцатом году сыщики уголовной полиции собрались на свой первый международный конгресс в Монако. Но, к сожалению, началась война, а война не способствует объединению даже полицейских. Новая встреча произошла только через девять лет в Вене. Тогда же, в двадцать третьем году, была основана Международная комиссия уголовной полиции – мать нашей организации. Однако эта мать, – Бонне саркастически улыбнулся, – умерла еще младенцем. Штаб Интерпола тогда находился в Вене. После оккупации австрийской столицы гитлеровцами Гейдрих конфисковал все архивы Интерпола и перевез их в Берлин. Вы понимаете, господа, для чего?
– Чтобы гестапо использовало преступников… – ответил Сергей, хотя вопрос был скорее риторичным и Бонне собирался сам ответить на него.
– Со шпионско-диверсионной целью, конечно, – уточнил тот. – Фашисты поставили точку на Интерполе.
– И он возродился уже после войны? – спросил Дубровский.
– Сама жизнь потребовала возобновления нашей деятельности, – ответил Бонне. – Война принесла не только разруху. После сорок пятого года кривая преступности неуклонно пошла в гору. Частые ограбления банков, стремление гангстеров сбыть украденные ценности и найти пристанище за границей стран, в которых они действовали, заставили правительства искать новые формы борьбы с преступностью. В результате и была создана Международная организация уголовной полиции. Сейчас в нее входят государства Западной Европы, страны Северной и Южной Америки, а также Африки и Азии. В каждой стране-участнице создано национальное бюро Интерпола. Кажется, все, господа. А теперь я должен покинуть вас. Я закажу на всех билеты на самолет и сообщу вам дату вылета.
Несколько дней Севиль, Бонне и Дубровский бродили по Танжеру. Бонне иногда таинственно исчезал куда-то на два-три часа, но от всех прямых и косвенных вопросов Анри отделывался либо шутками, либо отмалчивался.
Дубровский был терпеливее друга, хотя, ставя себя на место Анри, целиком оправдывал его: кто и когда из влюбленных отличался рассудительностью?
Слонялись они, с легкой руки комиссара, по ресторанам и пивным. Бонне заводил длинные разговоры с кельнерами, шутил с девушками-официантками.