Сокровища Валькирии: Звёздные раны
Шрифт:
В первое же мгновение стало ясно, что справиться с этим верзилой будет невозможно; он обладал не только противодействующей чарам Дары силой, но и огромной физической. И не мог нанести ответного удара лишь потому, что левая рука застряла в тесноватой для него лямке вещмешка. Выпустив автомат, Мамонт бросился в сторону — к караульному вагончику, где он видел на земле амуницию и оружие, брошенное солдатами охраны. Тем временем Дара стояла со вскинутыми руками и ещё пыталась усмирить Циклопа, а тот, наконец-то справившись с лямкой, вдруг отшвырнул пустой автомат и помчался вон с территории участка. Боковым зрением Мамонт увидел, как, не попав в проход, одноглазое чудовище буквально выдрало, вынесло на себе большой клок маскировочной
Оружие было на прежнем месте. Мамонт выскочил через разорванную дыру из-под сетей. Циклоп уже пролетел далеко вниз по склону, миновал избушку Ячменного и скачками нёсся к речке. На миг опустившись на колено, Мамонт успел послать вслед две коротких очереди, прежде чем спина с вещмешком скрылась за кручей. Расстояние было велико, и всё-таки, когда он сбежал вниз, на каменных развалах заметил брызги крови.
Рана, видно, сильно кровоточила, на другой стороне реки Мамонт нашёл след, уходящий в кедровник.
— Я пойду впереди! — крикнула Дара, устремляясь в темноту леса. — Чувствую его след!
— Почему у тебя не получилось? — спросил он на бегу. — Потеряла способность?
— Это не человек… Понимаешь, не человек! Он даже не летарий…
— Кто же?
— Не знаю! Ещё не встречала таких… В нём есть что-то от зверя! Смотри, сколько крови… А он бежит… И запах! Странный, мускусный… Как от самца гориллы!
Через полкилометра они нашли на земле окровавленный тряпичный ком: похоже, сменил затычку на ране. Дара склонилась над ним, подержала руку и отдёрнула.
— И кровь — не человеческая…
Они вырвались на луг, и тут уж не нужно было выискивать след по брызгам крови и взрытому лесному подстилу — Циклоп проламывался сквозь высоченные травы, пробивая дорогу. Правда, бежать по ней даже в запале погони было неприятно: запачканная кровью трава мазала руки, одежду и даже лицо. Судя по следам, она хлестала с правой стороны шеи, почти фонтаном — смертельная рана! — однако Циклоп бежал, ничуть не сбавляя скорости.
Всякий зверь бы уже лёг от потери крови и сил…
— Я всё поняла! — вдруг крикнула Дара. — Его не догнать! Даже если потеряет много крови!.. У него же соль Вечности! Такая мощная подпитка!
Мамонт чувствовал, что Циклоп уже оторвался на приличное расстояние и оно ничуть не сокращается. Однако ничего не оставалось делать, как преследовать: когда-нибудь он должен истечь кровью! Даже зверь не выдерживает долгой гонки и в конце концов ложится! И тут уж не поможет излучение манорайской соли.
Далеко справа на высоком холме догорал праздничный костёр. Видны были люди, стоящие лицами к востоку — там разливалось зарево и вот-вот должно было взойти солнце. След Циклопа огибал холм стороной — не хотел показываться на глаза народу, среди которого были его товарищи с буровой и солдаты охраны. Значит, он действовал не на общее благо, когда поймал воров с поличным в керновом складе. Возможно, сам хотел достать соль из вагона-сейфа, да Мамонт с Дарой помешали…
— Стой! — внезапно крикнула она и, усмиряя свой бег, схватилась за траву. — Смотри, смотри!
И в следующий миг крик восторга взметнулся над лугом. Мамонт оторвался от земли, поднял голову — мешал высокий быльник! — осмотрелся.
— Что?.. Ничего не вижу.
— Выше! Смотри выше!
Сначала ему показалось, впереди, над зарослями, мелькнула тень — словно полотнищем опахнули. Закачалась высокая трава…
— Ещё выше! — Дара захлёбывалась от радости.
Он вскинул голову и глянул в небо.
Над зрелыми верхушками трав полыхнул огонь круглых птичьих глаз, и в следующий миг Мамонт увидел филина. Огромная птица бесшумно парила над лугом, что-то высматривая, и ветер от крыльев пригибал, стелил могучие травы.
— Атенон! — воскликнула Дара и помчалась вперёд, под бегущую тень. — Он где-то рядом!
Внезапно ловчий филин затормозил крыльями, раскрыл когтистые лапы и мягко опустился на землю…
11
Как человек основательный, приученный многолетним скрупулёзным трудом всё доводить до конца, академик не мог уехать, не завершив дело. Ему не жаль было бросать роскошную даже по современным меркам квартиру, ибо самое ценное в ней уже было похищено; он особенно не тужил, что оставляет великолепное, собственной конструкции камнерезное оборудование, оставляет Питер, город хотя и страшный, но город детства. Однако он не мог тронуться с места: ему, как дважды Герою Соцтруда, установили на родине бюст. А родиной его был дом на Пятой линии Васильевского острова, возле которого он чуть не замёрз во время блокады.
В его дворе и воздвигли монумент…
Святослав Людвигович в своё время сопротивлялся этому, много раз ходил на приём к первому лицу города, просил подобрать другое место, но лицо это подозревало, что академик желает быть установленным на площади, и упрямо настаивало, чтоб бюст был напротив дома, где Насадный родился.
И настоял. Для памятника у детей отняли полдвора, по сути ликвидировали детскую площадку. Однако история с хождениями наверх ещё не закончилась, потому что началась схватка со скульптором, который лепил оригинал бюста, чтобы отлить его потом в бронзе. Первый он сотворил по фотографиям академика, но тот сразу же забраковал его из-за полной непохожести: на круглой, как гончарный круг, подставке стояла расчлененка — отрубленный по грудь чёрный мертвец со звёздами на груди. Во второй раз у ваятеля получился жизнерадостный идиот с высоким лбом, в третьем варианте кое-какая схожесть была, но скульптор зачем-то прилепил на гранитный постамент молоток и циркуль. Насадный популярно объяснил ему, что это — масонская символика (а он в ней разбирался) и что он никогда ни в каких ложах не состоял, потому её следует убрать. Тогда на него пошла жалоба, академика пригласили в Зимний дворец, мягко пожурили, дескать, творцам виднее, они тоже хотят самовыразиться, и бюст установили какой есть. Вскоре после открытия его Святослав Людвигович вместе с Рожиным пришли тёмной осенней ночью с зубилами и молотками и срубили масонский символ. Через три месяца его восстановили, но они опять срубили. В третий раз приваривать молоток с циркулем не стали, но, как и следовало ожидать, ущемлённые дети весной начали играть на газоне вокруг постамента, весь его истоптали, раскопали, в общем и правильно сделали. Памятник от этого слегка накренился назад и стоял теперь, как изваяние на острове Пасхи, глядя в небо. Когда академику было грустно, он шёл в свой родной двор на Васильевском и, прячась в кустиках, смотрел на себя бронзового. Даже откинув всяческое тщеславие, в этом что-то было — памятник при жизни!
А он всё кренился и кренился, но самому ходить и говорить об этом было неловко да и бессмысленно, поскольку началась перестройка, утверждающаяся свержением многих памятников. Тогда они решили с Рожиным снять его. Пришли на дело как всегда ночью, раздолбили гранитную плитку сзади и обнаружили, что бюст прикреплён к постаменту намертво — только взрывать. И ведь подпорки не подставишь, чтобы в одночасье не рухнул на детей, которые под бетонным основанием выкопали землянку и там курили или нюхали клей «Момент», натянув на головы пластиковые пакеты.
Если бы снять бюст, то новый никто бы восстанавливать не стал, а постамент тогда снесли бы городские власти. Пока академик со своим старым сподвижником придумывали, как это сделать, сама жизнь нашла выход: они заметили, что кто-то из соседнего дома ходит и ночью тихонько долбит заднюю часть постамента, чтобы освободить крепления — что ни говори, а в бронзовом, хотя и пустотелом академике полцентнера цветного металла, погоня за которым шла по всей стране. Тогда они решили подождать, когда добровольный помощник основательно разворотит железобетон, а они нагрянут, спугнут его и сами снимут.