Сокровища Валькирии. Книга 1

Алексеев Сергей Трофимович

– Ну, давайте, – неуверенно согласилась она. – Только это вряд ли поможет. У нас же как в нормальной деревне: подумаешь что-нибудь сделать – уже все знают.

Ольга подобрала свою одежду, села в кабину. Русинов запустил двигатель – один цилиндр по-прежнему не работал, – свернул с дороги и заехал в лес, – нет, тут действительно ничего невозможно скрыть – на вскопанной бульдозером земле остался глубокий яркий след.

– У меня тоже такое ощущение, – сказал Русинов, продолжая прежний разговор. – Только не пойму, в чем дело. Всюду чудится, будто подглядывают.

– И подглядывают, –

подтвердила Ольга, устраиваясь на песке. – Мы с папой в прошлом году поехали за черникой. А с ним ездить невозможно! Он пока весь Урал не объедет, не успокоится. То в одно место попутно заглянет, то в другое… Вот и докатились, что нас чуть не арестовали. Я ему говорила – кто-то везде за нами смотрит! Не поверил… Выскочили какие-то двое с автоматами и на нас. Проверка документов! Это в лесу-то, в горах! А папа на них! Представляете, у моего папы какие-то бичи требуют документы?! На вид – бандюги настоящие. Один смотрит на меня, и вижу, у него глаз разгорается… Ну, тут папа качнул свои права – они красные корочки показали. Папа им свои показал, так и разъехались.

– Это была служба безопасности, – объяснил Русинов. – КГБ.

– Нет, не КГБ, – возразила она. – Папа сказал, какая-то охрана. Геологов охраняли. Будто они искали урановые руды… Потом у них человек потерялся, это Зямщиц. Папа месяца полтора по горам ходил, затаскали его, бедного… А нынче зимой папа нашел его следы.

– Вот как! – изумился Русинов и сел.

– Зямщиц стал снежным человеком. – Ольга нарисовала на песке след босой ноги. – А может, ивановцем… Это которые ходят голыми по снегу и водой обливаются. Потом некоторые охотники эти следы видели. Папа сообщил, и тут же прилетел вертолет. Целый день летали: следы есть – Зямщица нет. А весной такое началось! Стал за женщинами по лесу гоняться. Они березовый сок собирали. Папа устроил засаду и поймал его.

– Поймал?!

– Почти поймал, только скрутить не смог. Он ему все руки искусал и вырвался. Зато теперь точно известно, что это Зямщиц. Только он сумасшедший, по вашему профилю… Волосами оброс, черный, страшный. Ходит, как зверь. Подкрадывается к человеку сзади и – хвать его!

Ольга схватила его за шею и повалила на песок, прижала коленом.

– Не страшно?

– Это что, сказка? – спросил он.

– Сказка – ложь, да в ней намек, – продекламировала она. – Добрым молодцам урок. Мне просто жалко вас.

– С вашим Зямщицом я найду общий язык, – сказал Русинов. – Он же по моему профилю.

– Не в этом дело… Вы упертый человек, – она побежала к машине и принесла мазь от комаров. – Намажьте мне спину. Съели!

Он бережно стряхнул песок с ее спины, растер мазь на своих ладонях и так же бережно огладил плечи, лопатки и взволновался от прикосновений. Ольга заметила это, сказала холодно:

– Не увлекайтесь, господин полковник. Русинов вытер остатки мази о свою кожу и лег лицом вниз.

– Упертый, надо понимать, плохо?

– Не знаю, – проговорила она. – Всю жизнь вижу целеустремленных людей. Папа, мама – все… Даже в институте не везло. Конкурс бешеный, и потому четверть было одержимых. Остальные, правда, балбесы… а их меньше, но они виднее. Стала работать – тоже. Вот и сама становлюсь… Так

хочется просто жить: лежать на песке, смотреть в небо, слушать, как шумит речка и поют птицы… Жалко до слез, знаю ведь, никогда не будет такой жизни.

– Почему?

– Потому что все вокруг что-то ищут, – она перевернулась на спину и стала смотреть в небо – глаза стали глубокими и голубыми. – Тихая поисковая истерия. «Тарелочники» – пришельцев, геологи – уран, папа – преступников. И снежных людей ищут, славы, денег… А я еще помню времена, когда у нас тут было тихо, как-то сказочно, таинственно, как у Бажова. И можно было просто жить…

– А дядя Коля что ищет? – спросил он.

– Не знаю что, но ищет всю жизнь.

– Почему его Варгой называют?

– Не знаю… Прозвище такое, – она приподнялась на локте. – Опять допрос? Иногда смотрю на вас и думаю – шпион. Все время что-то выпытываете, даже подглядываете. Что вы ищете? Не отдыхать же приехали, не рыбу ловить, правда?

– Правда, – признался Русинов.

– И эта Кошгара не особенно-то вам нужна…

– Нужна, но не особенно.

Ольга села и огляделась по сторонам с какой-то тоской, подступающей, как слезы. И вдруг предложила:

– Давайте искупаемся, что ли?

Вода напоминала жидкий лед, перехватывала дыхание и обманывала дважды – искрилась жарко на солнце и скрадывала свою глубину. Русинов улетел с головой, обжегся и, вынырнув, потянулся к берегу. А Ольга в середине потока помчалась мимо него – впереди был небольшой плес с тихой водой, а за ним глухо шумел водопад. Он оттолкнулся и устремился за Ольгой.

– Вам долго нельзя! – крикнула она. – Выходите на берег!

Русинов послушно выбрался на камни, а она еще плескалась на середине плеса – и верно, рыба белуга… Наконец подплыла к берегу, стремительно вылетела из воды и, вскинув руки, подставилась солнцу.

– Грейтесь, – стуча зубами, проговорила она. – Впитывайте солнце.

Ее белая ознобленная кожа медленно расправлялась, розовела и начинала светиться изнутри, а капли воды, стекавшие по телу, замирали голубоватыми искрами.

– Сияющая! – любуясь ею, но откровенно проронил Русинов. – Искристый хмельной напиток…

Она легко сделала кульбит и оказалась перед ним. Посмотрела в глаза, словно хотела уличить во лжи, но даже не съязвила, чего он ожидал. И вдруг рассмеялась ему в лицо, выбежала на песок и легко покатилась, вытянувшись в струну. Замерла лицом к небу.

«Повинуюсь року!» – воскликнул он про себя и опустился на колени возле Ольги.

– Хотите есть? – неожиданно спросила она. – Я уже умираю от голода!

Она была непредсказуема; в ней уживалось одновременно все – романтика и практичность, строгость и бесшабашность, огонь и вода. Если бы сейчас, в эту минуту они расстались, Русинов бы заболел ею и ходил потерянный, получумной, разбитый. Но она была рядом, и впереди еще было время, и эта его влюбленность горела, как спичка в пальцах. Он внутренне боялся, что догорит и обожжет руки, знал, что так случится рано или поздно, потому что слишком хорошо себя знал. Он действительно всю жизнь что-то искал. И влюблялся-то всегда для того, чтобы тут же расстаться, а потом ходить и искать.