Сокровища Валькирии. Книга 1
Шрифт:
За очередным поворотом в лесу резко посветлело, и перед Русиновым открылась широкая и длинная поляна с изгородью. За ней, у леса, показался приземистый барак с тремя высокими трубами. Вокруг лежали деревянные бочки, сотни бочек, раскатанных по поляне как попало, а за изгородью – огород с картошкой. Тут же, по поляне, бродила старая лошадь с колокольчиком на шее, и звон его навевал уныние и какую-то обреченность.
Русинов подошел к бараку, постучал в дверь. В ответ ему с чердака заорал петух. По всей вероятности, здесь жили серогоны – сборщики живицы: полные сосновой смолы, бочки стояли под навесом у стены барака и тут же – множество жестяных конусообразных посудин… Русинов толкнул дверь и остановился, привыкая к темноте. Застоялая вонь нечистого жилья ударила в нос.
– Есть кто живой? – позвал он.
Рядом из умывальника в черный от грязи таз капала вода. Он заметил еще одну дверь и потянул на себя. Сквозь низкие окна в большую комнату пробивался сумеречный свет. Необычная нищета и грязь вызывали чувство омерзения: какие-то старые железные койки с тряпьем вместо постели, длинный стол, заваленный немытыми алюминиевыми мисками, кружками, окурками и ссохшимися кусками хлеба, пустыми бутылками, которые к тому же плотными рядами стояли по углам и под кроватями. Русинов вышел на улицу и отдышался. Этот чудесный древний бор годился для санатория; здесь виделся берендеевский терем, семь братьев-богатырей из сказки, но никак не убогое жилье и чудовищная грязь. Русинов сел на бочку и стал слушать кукушку. Возле ног проскочил бурундук и скрылся в траве. Человек своим присутствием осквернял первозданность здешней природы. Серогоны, похоже, жили тут круглый год: старые поленницы дров и кучи свеженаколотых торчали из травы возле барака.
– Эй? Ты кто? – вдруг услышал Русинов настороженный голос за спиной.
У бочек стоял бородатый, черноглазый мужичок с топором в руках, готовый в любой момент исчезнуть, как бурундук в траве. Одежина, пропитанная смолой, стояла колом, из слипшейся бороды торчала летучая сосновая кора.
– Да вот, человек, – проронил Русинов.
– Вижу! А чего приехал? – Вместо зубов у мужичка торчали редкие, черные корни.
– Дорога привела… подойди, поговорим. Мужичок сделал несколько шагов, держа топор наготове:
– Чай у тебя есть?
– Есть…
Он тут же бросил топор и побежал в барак. Через секунду вылетел оттуда с черной консервной банкой, встал на колени и сгреб заскорузлыми руками щепки.
– Тащи! Только тихо!
Русинов достал из машины пачку чая – под банкой уже полыхал костерок. Мужичок, посверкивая глазами, нюхнул заварку и высыпал всю в банку.
– Ух, чифирнем! А еще есть?
– Сказал бы сразу, – Русинов вернулся к машине.
– Неужели и водка есть? – округлил глаза мужичок.
– И водка есть, – он достал еще пачку чая и бутылку, но чернобородый заозирался, замахал руками:
– Водку не надо! За водку бить будут!
Он снова сбегал в барак и, видимо, спрятал вторую пачку заварки. Вернулся сияющий, добродушный и доверчивый, как будто встретил старого друга.
– Слышу – тарахтит! Думаю, ну, опять менты! А я же один тут с дипломатическим паспортом! – заливался он, помешивая чифир щепкой. – Паша говорит: рви на хазу, понюхай. Я скачками!.. Ты про чифирок молчи! А то мне не дадут, все отнимут. Я сейчас глотну, потом им сигнал дам. Они ждут…
– Погоди, не давай сигнала, – попросил Русинов. – Ты давно тут живешь?
– Я-то давно! Третий год!
– А есть, кто лет десять-пятнадцать?
– Не, таких нету! – замотал головой мужичок. – Кого менты повяжут, который сам удавится. У нас тут свое кладбище есть… Тебе чего-то спросить надо? Так спрашивай, я все знаю.
– Я ищу Кошгару, слыхал?
Мужичок накрыл банку верхонкой и бережно отставил с огня.
– Как же не слыхал? Только чего здесь-то ищешь? Кошгара далеко!..
– Говорят, где-то в этом районе, – проговорил Русинов. – Недалеко.
– Кошгара за Уралом, это я точно знаю, – заявил мужичок. – Вали через хребет, а потом на Ивдель. Там спроси – каждый покажет. Я там бывал, приходилось…
– Значит, здесь есть еще одна.
– Погоди, тебе чего надо? Поселок?
– Нет, место так называется – Кошгара, – объяснил он. – А поселка там нет.
Мужичок отцедил в кружку бурого чифира, сделал маленький глоток и прикрыл от удовольствия глаза.
– Тогда тебе зону надо… Зону эту тоже так называют. Только ты туда не езди.
– Почему?
– Неужели не знаешь? Там же атомную бомбу испытывали! Проклятое место, – он выжал остатки жижи из разбухшей во всю банку заварки. – Мы туда не ходим. Кто пойдет – труба. Ни один не вернулся.
Русинов абсолютно точно знал, что ничего подобного поблизости не было и быть не могло, однако спросил с недоуменным видом:
– Да когда испытывали-то?
– Говорят, лет тридцать назад. Страшное место. Зайдет в зону человек – вроде ничего. А наступит через какую-то границу – и только пепел остается, как в крематории. Излучение такое, – он допил чифир и тут же залил заварку водой, поставил снова на огонь. – Не лезь туда, сгоришь.
– Как проехать, знаешь? – спросил Русинов.
– У тебя чего, крыша поехала? – засмеялся серогон. – Жизнь – штука сучья, но приятная. Паша вон и то помирать не хочет. Пойду дам сигнал? Пусть хоть вторячка пивнут!
Он прихватил топор и направился было к куску ржавого рельса, подвешенного к карнизу крыши. Русинов задержал его:
– Покажи дорогу! Еще чаю дам, на всю братию!
– Давай! – Он бросил топор. – Хрен с тобой, я же тебе не начальник. Хочешь – езжай! Русинов вытащил пакет с чаем:
– Сколько надо?
– Восемь! Дашь?
Он достал ему восемь пачек, не скупясь, положил еще одну сверху.
– Это лично тебе! Показывай дорогу! Мужичок положил все богатство на бочку, свою же пачку спрятал в карман.
– Сейчас, вторячок сделаю! – заторопился он. – Покажу! Мне-то что, езжай! Жалко только, добрый ты парень…
Серогон прокипятил заварку, потом ударил трижды обухом по рельсу и с горячей банкой в голых руках залез в машину.
– Поехали!
По дороге он швыркал чифир и озирался блистающими, нездоровыми глазами. Километров через десять он указал зарастающий осинником волок, идущий с водораздела вниз к реке Вишере. Ехать было опасно: наклоненные деревья стояли повсюду, как медвежьи рогатины, поперек пути в траве лежал колодник, торчали полуобглоданные гусеницами пни. Иногда дорога вообще терялась среди вырубки, но проводник-серогон уверенно показывал направление. Возле разбитого трелевочника он велел остановиться.