Сокровища Валькирии. Земля сияющей власти
Шрифт:
Капитолина смотрела на Арчеладзе так, словно хотела развести руками и сказать — ничего не поделаешь, так всё и есть…
— Вопрос всего один, — проговорил он. — Мы думали о России. При чём здесь Балканы?
Сергей Антонович как-то незаметно стал жёстким, и тон его голоса сравнялся по строгости и накалу со взглядом.
— Положение России сейчас определяется там. Что станет с Балканами, то и будет со всем славянским миром. На древнем арийском языке Балканы — «Сияющая Власть». Об этой земле услышали древние иудеи и рохданит Моисей назвал её Землёй Обетованной. Он повёл евреев искать её и не нашёл, остановился в Опалённом Стане. А оставалось — немного пройти по суше и переплыть Адриатику.
И снова полковник испытал то же неясное чувство, как и тогда, когда он встретился с Майклом Пристом: в сознании на кратчайший миг вспыхнуло неуловимое озарение, вызванное каким-то словом, произнесённым только что. Но каким?.. Этот молниеносный проблеск напоминал фотовспышку в ночное время, после которой обычно становится ещё темнее.
— Ну? Ответил я на вопрос — кто мы? — Сергей Антонович сел.
— В какой-то степени, да… Когда нужно быть на Балканах?
— Вот это уже голос воина. Я сказал, в кратчайший срок.
— Значит, сейчас, — определился Арчеладзе и взглянул на Капитолину. — Поедешь со мной.
Она посмотрела печально, стиснула губы и отрицательно качнула головой. И этот её тихий, никому не видимый протест был ярче всяких слов и аргументов…
3
В ту злополучную ночь его разбудил сержант Макнил, которого офицеры батальона избрали «чёрным вестником» ещё в песках Кувейта, и с той поры Джейсон совершенно несправедливо презирал его и опасался. Если этот человек без нервов постучался среди ночи, можно было уже не спрашивать, по какому поводу. Разве что уточнить, кого именно зацепило и до какой степени. Однако Макнил принёс на сей раз весть странную.
— Сэр! Из патрулирования зоны не вернулся Питер Уайн, рядовой из штурмовой группы, — безразлично доложил этот «ангел смерти». — Два бывших с ним морских пехотинца утверждают, что Уайн отстал от них всего на четверть мили, собирал цветы. И исчез.
— Что делал? — Джейсон потряс головой.
— Собирал цветы, сэр! Находился в пределах видимости.
— Зачем он собирал эти цветы? Для кого?
— Не знаю, сэр, — с тупой бесстрастностью произнёс сержант. — Может, потому, что в зоне очень много цветов.
— Искали?
— Да, сэр. Прочесали весь южный склон через пятнадцать минут. Никаких следов.
— А что говорят французы? — Джейсон Дениз начинал тихо свирепеть от бесстрастности Макнила. Впрочем, сержант, возможно, по-своему переживал случившееся, однако на его иссиня-чёрном лице Джейсон никогда не мог заметить даже оттенка чувств.
— Французы говорят, если рвал цветы, значит, ушёл к женщине. Это логично, сэр.
— Где этот парень мог найти женщину?! Где ты тут видел женщин?
— В хорватском селении, сэр! Там есть существа, напоминающие женщин.
— Вот именно, напоминающие, и только, — проворчал Дениз и стал одеваться. — Штурмовую группу — в ружьё. Открыть проход в зону для бронетехники.
— Слушаюсь, сэр! — откозырял сержант. Время было около трёх — самое паскудное время, когда уже невыносимо хочется спать и когда сербские снайперы выходят на ночную охоту. Немцы, которых Дениз сменил два месяца назад, в этой зоне потеряли одного человека, а второго, с пулевым ранением в пах, отправили в Голландию, где, говорят, есть хирург, делающий операции по пересадке гениталий. К немцам у сербов был старый неоплаченный счёт, они не давали им тут спокойной жизни, а янки кое-как терпели и совсем не трогали французов. Потому Дениз вначале решил, что этот парень из штурмовой и в самом деле ушёл в самовольную отлучку, пробравшись из зоны через минное поле и колючую проволоку. Он выслал на поиски две группы — в зону на бронетранспортёре из-за снайперов, в селение на автомобиле, лично возглавив отряд из десяти морских пехотинцев.
На въезде стоял хорватский блок-пост, и офицер, от которого почему-то за километр воняло кошарой, заявил, что не только янки, но и мышь не проскочит сквозь его заставу. Дескать, маловероятно, что исчезнувший боец миротворческих сил ООН сейчас находится в селении, однако пропустил группу без звука, хотя на его физиономии было написано презрение к американцам. Джейсон со своим батальоном сидел в Боснии вторую двухмесячную смену и давно заметил одну странную особенность среди южных славян. Была негласная, но определённая установка командования всячески поддерживать хорватское население, мусульман и их вооружённые силы, и, напротив, давить сербов. Однако последние казались более терпимыми к янки, чем все остальные, ради которых был затеян весь сыр-бор, и за которых сейчас ломали копья политики. Разумнее было бы навешать тем и другим, чтобы Европа, наконец, успокоилась на несколько лет. Командир бригады генерал Хардман считал, что более всего следует наказать как раз хорватов-усташей, поскольку они затеяли свару в Боснии, чтобы взять реванш за поражение в последней войне. Дениз, как профессионал, особенно не вникал в политические детали и нюансы, да и верить в выводы Хардмана нужно было с осторожностью — генерал на всё имел свою личную точку зрения, чаще всего расходящуюся с официальной. Однако, заметив впервые презрительное отношение к американским солдатам со стороны хорватов, мысленно согласился с командиром: их следовало выпороть ещё и потому, что они обожали немцев и прогибались перед ними, как китайские болванчики.
Тут у них в Европе были свои отношения… Поэтому Джейсон, въехав в селение, не особенно-то соблюдал Протокол и для острастки приказал пострелять по черепичным крышам, чтобы уважали морскую пехоту США и не корчили брезгливые рожи. А за побудку, сыгранную таким образом, можно было всегда отбрехаться проверенным не раз доводом: засекли сербского снайпера. В течение часа штурмовая группа, состоящая сплошь из ниггеров, под рёв плаксивых безобразных женщин, более напоминающих старух, и, наоборот, полное молчание детей, рыскала по селению и его окрестностям. Дениз стоял в кузове грузовика за пулемётом и, ещё не веря в трагичность исчезновения парня из штурмовой, вдруг увидел сверху смешное, на что раньше не обращал внимания: голубые каски на чёрных головах в сумерках напоминали ночные горшки, летающие по воздуху. На всякой войне всегда было так мало смешного…
Но к утру стало не до веселья. Поиск в селении, равно как и в зоне, ничего не дал. Питер Уайн, один из немногих белых в штурмовой группе, будто сквозь землю провалился. И потому Джейсон срочно выехал в штаб группировки миротворческих сил отчитываться перед Хардманом, превратившись в «чёрного вестника».
Генерал обладал хорошим свойством, редким для командира, но невыгодным для собственной карьеры: он никогда не кричал, не повышал голоса и не грозил немедленной карой. Выслушал, попивая кофе из чайного стакана, раскурил первую в этот день трубку — во всём был оригинал!
— А не мог твой парень… дезертировать? — предложил он неожиданный ход.
О подобных случаях в Боснии Денизу даже слышать не приходилось.
— Исключено, сэр. Я проверил: буквально перед Европой Уайн подписал контракт на второй срок.
— Не спеши, майор, — философски заметил Хардман. — Если морской пехотинец собирает цветы… Это вполне возможно.
— Он проходил тестирование по программе «Д», сэр. Компьютерный анализ ответов превосходный, — выдал последний аргумент в защиту Джейсон.