Сокровище Черного моря (с илл.)

В это сияющее сентябрьское утро сотрудниками профессора

В течение многих лет труды Смолина и его сотрудников встречали непонимание, недоумение, даже недоверие. Вот почему таким торжеством для всего коллектива был полный и очевидный успех доклада руководителя лаборатории.

— Вы только подумайте, — взволнованно говорила молодая сотрудница лаборатории Ольга Дубровских, — сам академик Герасимов сказал, что работы Евгения Николаевича проложили новый путь в науке! — Ее большие серые глаза сияли счастьем.

— Да, признание полное и несомненное, — подтвердил Петров, по своей привычке взъерошивая короткие светлые волосы на круглой, как шар, голове. — Ни один из выступавших не решился возражать против главной идеи Евгения Николаевича — об управлении биогеохимическими процессами.

— Что и говорить, друзья, — негромко сказал Ланин. — Приятно чувствовать, что идея, за которую с нашей посильной помощью так долго боролся Евгений Николаевич, теперь получает, наконец, если и не полное признание, то хотя бы право на разработку. Ведь верно?

Его темные глаза под густыми черными бровями, сросшимися фигурной скобкой, остановились вопросительно на старейшем сотруднике лаборатории — Крушинском, который, казалось, не разделял общего восторженного возбуждения.

— Пока, дорогие товарищи, едва ли следует чересчур увлекаться этим признанием. — Крушинский неторопливо снял очки, подышал на стекла и, протирая их платком, посмотрел на собеседников бесцветными близорукими глазами. — Вчера оппоненты выступали под непосредственным впечатлением от блестящего доклада Евгения Николаевича. Чего же вы хотите? Конечно, они хвалили доклад и поддерживали идеи профессора Смолина. Но я уверен, что нам еще предстоит услышать очень серьезную критику от наших противников. И к ней нужно быть готовым.

— Каких противников? — запальчиво спросила Ольга. — Неужели кто-нибудь решится выступить и теперь, после такого признания?

— И еще как! — Крушинский усмехнулся, надел очки и посмотрел на Ольгу ласково-насмешливым взглядом прищуренных глаз. — Теперь-то и разгорятся страсти. И зачем бояться этого? Евгений Николаевич сумеет ответить любому оппоненту.

— Да, бояться критики нет оснований, согласился Ланин. — У нас есть чем парировать любую критику — у нас есть факты. Управление жизнью земной коры — это уже не только программа научных работ, а целое направление в науке, которое покоится на солидном фундаменте добытых нами фактов… Ах, друзья! Не знаю как вы, а я ушел с заседания окрыленным. Какое счастье знать, что участвуешь в работе, которая несет человеку такую власть над природой!

Ольга восторженно посмотрела на него.

— Хорошо, Иван Иванович, молодец! — вырвалось у нее с такой непосредственностью, что она сама смутилась и покраснела. Все заметили ее смущение, и Петров пришел ей на помощь дипломатичным вопросом:

— Когда будет профессор?

— С минуты на минуту, — ответил Крушинский, вытягивая из переднего кармашка брюк большие круглые часы на черном кожаном ремешке. — Без пяти десять. Сейчас будет. Да вот, кажется, идет, — добавил он, прислушиваясь.

Дверь распахнулась, и в широкой полосе света, ворвавшегося из залитого солнцем коридора, возникла высокая фигура профессора Смолина.

— Слышал ваши голоса еще с третьего этажа. О чем, Ольга Федоровна, такая оживленная беседа? — спросил он, пожимая и задерживая руку Ольги в своей.

— О вашем вчерашнем докладе, — ответила Ольга, опять краснея, досадуя на себя за это, и еще больше краснея. — Какой был прекрасный доклад, Евгений Николаевич!

— Мы все радовались вашему успеху, — сказал Ланин, открывая в улыбке белые, ровные, блестящие зубы.

— Рад, что вам понравилось, — ответил профессор, пожимая руки сотрудникам. — Но думаю, что радость наша еще будет изрядно омрачена.

— Чем? — испуганно спросила Ольга.

— На вечернем заседании будет продолжение дискуссии. Надо готовиться к бою. А сейчас, друзья, нам предстоит одно очень важное и ответственное дело. — Смолин подошел к столу, на котором лежала почта, и продолжал говорить, распечатывая конверты и бегло просматривая письма: — Да, друзья, очень… очень ответственное… Заседание физико-химического общества… Мало интересно… Завтра — экспертная комиссия ВАК. Аркадий Петрович, позвоните и скажите, что я не смогу быть… Иван Иванович, это прочтите и ответьте — из Киева просят о консультации… Да, да — очень ответственное дело… А это что такое? — в голосе Смолина прозвучало раздражение. — Когда же, наконец, кончится эта путаница. Что они думают: я географ?

Он с возмущением швырнул на стол только что прочитанный листок и обернулся к сотрудникам, готовый продолжать беседу.

— Что такое? — спросил озабоченно Крушинский.

— Да, чепуха, — отмахнулся Смолин, — письмо из Биологического отделения. Просят сообщить о целесообразности отправки за границу какой-то книжки.

— Позвольте, позвольте, — забеспокоился Крушинский, — но об этом письме сегодня утром по телефону запрашивали из Бюро отделения. Дело, говорят, очень срочное, послали вам еще в пятницу с просьбой ответить немедленно, а от вас до сих пор никакого ответа. Я сказал, что вы задержали ответ в связи с подготовкой к докладу.

— Но я решительно не понимаю, — сказал раздраженно Смолин, — на каком основании этот запрос направили мне. Речь идет о каких-то путешествиях. Я в жизни не видал этой книги, не имею о ней никакого представления, что же я им отвечу? Вот слушайте: «В связи с запросом Центральной библиотеки Академии наук СССР, Бюро отделения биологических наук просит вас дать заключение о целесообразности отправки за границу (США) по запросу Филадельфийской академии наук фотокопии книги: «Дневник путешествия по островам Тихого океана Федора Радецкого, Санкт-Петербург, 1864 год»». Понимаете? Путешествия по островам Тихого океана, будто это в моей компетенции! Что они не знают, что я биолог, биогеохимик и к географии никакого отношения не имею?

— Радецкого?.. Федора Радецкого? — переспросил заинтересованно Петров. — Евгений Николаевич!.. Так, ведь, это же, очевидно, тот самый Радецкий…

— Ну, конечно, он, — перебил его Ланин, старейший геолог и минеролог Радецкий, почетный гость на нашем съезде. Поэтому к вам и обратились, Евгений Николаевич!

— Что вы говорите, — протянул озадаченно Смолин, оглядывая сотрудников. — Старик Радецкий?.. Вот уж никак не думал, что он путешествовал по островам Тихого океана. Хотя, конечно, старик древний, чуть не полжизни провел за границей… Впрочем… «Санкт-Петербург, 1864 год»… Да нет, друзья, — засмеялся Смолин, качая головой, — напрасно вы морочите мне голову. Как ни стар Радецкий, но в 1864 году его даже не могло быть на свете. Да и зовут его, насколько я помню, не Федор, а…