Сокровище Чингисхана
Шрифт:
Ганн прикрыл дверь и бросился к пульту управления. Мысленно поблагодарив оператора, оставившего систему включенной, он потратил считанные минуты на изучение основных принципов ее работы. Затем он вскочил в кресло, схватил трекбол-мышку и начал перелистывать изображения в поисках одного из первых, увиденных им. Следуя его командам, устройство с треногой меняло угол направления. Ганн отключил его, оставив мышку и перейдя на клавиатуру. Наконец он увидел нужное изображение со странным скачком линии осадочного слоя, явно показывавшей разрез в двух осадочных слоях. Вблизи разреза виднелось множество пятен и линий, фактически означавших трещины в основании скалы. Ганн не имел ни малейшего представления, действительно ли он видит разлом и не испытывает ли тот какое-либо давление. Да это ему было и не важно — при
Он направил курсор в самый центр осадочного разреза и кликнул мышкой. Поверх указанной точки вспыхнул красный прицел, и сразу же затикало устройство. Ганн перевел курсор в верхнюю часть экрана и быстро пролистал пункты меню. От торопливой, напряженной работы в душной от жары камере на лбу у него появились капельки пота. Вполне естественно, все команды были на немецком, поскольку программа создавалась фон Вахтером и его группой. Ганн судорожно напрягал мозги, вызывая в памяти забытые слова и фразы. Ему вспомнился отчет Йегера, в котором тот говорил, что для получения изображения фон Вахтер использовал концентрированные пучки волн высокой частоты, поэтому выбрал наивысшее ее значение. Слово WEITE, по его предположению, должно было означать амплитуду, поэтому, для достижения максимальной мощности, он поставил ее на высшее значение. Затем он выставил интервал между повторными циклами — двадцать секунд. На экране появился красный прямоугольник с крупными белыми буквами AKTIVIEREN. Ганн мысленно скрестил пальцы и кликнул мышкой.
В первые секунды ничего не происходило. Потом заработала программа, на экране замелькали какие-то цифры и надписи. Вначале Ганн подумал, что это ему только кажется от напряжения, но через пару секундой уже на самом деле и видел, и слышал, как в камере стали по очереди оживать и включаться в работу усилители и системные блоки. Камера наполнилась тихим шумом, температура в ней поднялась не меньше чем на десять градусов. Ганн вытер мокрый лоб. Тренога фон Вахтера снова затикала, на этот раз с нарастающей громкостью и частотой. Затем из ее нижней части вырвалась вспышка и послышался грохот. У Ганна было такое ощущение, словно в нескольких дюймах от него вспыхнула молния. Акустический удар сотряс здание, едва не сбросив Ганна на пол. В ушах у него зазвенело. Он вскочил с кресла и, пошатываясь, направился было к двери, затем остановился и испуганно обернулся.
«Это все изоляторы. Они не дают распространиться звуку, — прошептал он, оглядывая камеру. — Она же для того и создавалась, чтобы поглощать звуковые волны. Даже концентрированный акустический удар и тот глушится звукопоглощающими панелями на полу. А я как дурак бью по ним. Выходит, все мои попытки напрасны?» Логика подсказывала Ганну единственный неприятный, но правильный вывод — ничего у него не получилось.
Ганн спрыгнул с возвышения и, наступая на конусы-глушители, двинулся к основанию трехногого устройства фон Вахтера. По времени должен был прозвучать второй удар, и Ганн, приготовившись к нему, зажал уши. Мгновением позже из преобразователей вырвался второй оглушающий акустический удар, мощнее первого.
От грохота и вибрации Ганн свалился на колени, но быстро пришел в себя и пополз к основанию треноги. Неистово отрывая вокруг нее от пола звукоизолирующие конусы и панели, он вслух считал до двадцати, ожидая третьего удара. Ему повезло — звукоизолирующие панели не были приклеены к полу, и он быстро освободил от них довольно большую площадь. Под панелями оказалась на вид обычная плитка, но по специфическому блеску Ганн сразу узнал в ней свинец — создатели камеры использовали его для дополнительной звукозащиты. Не переставая считать, Ганн бросился к пульту управления, схватил положенный им на стол монтажный ломик, вернулся и вонзил его в шов между плитками. Одну ему удалось вытащить, другую он протолкнул внутрь. «Четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать», — считал он, одновременно выворачивая плитки. В результате его усилий под преобразователями возникла дыра, достаточная для прохождения импульса. Насчет «девятнадцать» Ганн отпрыгнул в сторону, предусмотрительно закрыв уши. Не успел он приземлиться на конусы,
«Ну, против бетона я бессилен», — пробормотал Ганн, направляясь к двери.
Он с тяжелым сердцем открыл ее, предполагая увидеть толпу, ожидающую его появления, но, к его радостному удивлению, коридор был почти пуст. Стража побежала к резиденции Боржина, покинув на время лабораторный корпус. В дальнем конце коридора стояло несколько человек, ученых и инженеров, двое из них — в пижамах. Увидев, как Ганн выходит из камеры, один из них истошно завопил, тыча в него пальцем, и вся группа бросилась в его сторону. Имея всего несколько ярдов преимущества, Ганн рванулся в первую попавшуюся комнату и захлопнул за собой дверь.
Как и все лабораторные помещения в здании, обставлена она была скудно. Возле одной стены, в самом ее центре, находился длинный стол, обитый серым металлом и заставленный с одной стороны электронными приборами. Ганн, скользнув безразличным взглядом по столу и шкафам, завертел головой, выискивая окно. Это единственное, что в данный момент его действительно интересовало. Окно было небольшим и выходило в центральную часть поселения. Подлетев к нему, Ганн мысленно поблагодарил Джордино за монтажный ломик. Схватив его двумя руками, он тупым концом ломика ударил в угол окна, и все стекло, треснув, осыпалось на пол. Стряхнув с подоконника несколько осколков, Ганн, вытянув вперед руки, нырнул в окно. Не успели пальцы его коснуться земли, как устройство выпустило четвертый, финальный залп. Ганну он показался куда как слабее, и неудивительно — ведь он уже находился вне стен здания.
Сквозь разбитое окно он услышал неистовые вопли, но сейчас ученым было уже не до Ганна — они, как он догадывался, и не подумали преследовать его. Они бежали в камеру отключать систему, пока она не ударила еше. Ганн поднялся и неторопливо зашагал от корпуса. Мысли его были мрачны. Его план вызвать землетрясение оказался бесполезной авантюрой. «Тем же, — с ужасом думал он, — закончится и попытка спасти жизни Питта и Джордино».
Когда эхо разнесло по поселению звук второго акустического удара, Боржин приказал двум конным стражникам проверить, что происходит. Те галопом понеслись по затемненному поселению под затихающий вдали шум. Внезапно его отголоски и стук копыт скачущих лошадей заглушил третий гулкий удар, вызванный сейсмическим залпом.
— Похоже, вы пришли не один, а с друзьями? — Боржин негодующе фыркнул, взглянув на Питта. — И много их у вас тут?
— Для прекращения вашей преступной деятельности вполне достаточно, — ответил Питт.
— Они умрут вместе с вами.
Из лабораторного корпуса послышался треск выбиваемого стекла, и сразу же последовал четвертый разряд акустико-сейсмического отражателя. Затем все стихло.
— Похоже, ваши друзья познакомились с моей стражей, — злобно усмехнулся Боржин.
С лица его еще не сползла усмешка, когда со стороны гор до них долетел далекий рокот, похожий на раскаты грома. Только на этот раз он не замер на вершинах, а начал приближаться, набирая силу. Так грохочет, набирая скорость и сотрясая округу, сильный камнепад. За стенами поселения, у предгорий, жалобно, в унисон, завыла стая волков. В предчувствии надвигающегося катаклизма лошади под всадниками заволновались, храпя, забили копытами. Люди же, не понимая ни значения происходящего, ни его последствий, оставались глухи к предупреждениям природы. Всадники, натягивая поводья, сдерживали рвавшихся лошадей, остальные продолжали безмолвно стоять.
В километре от поверхности земли три сжатые звуковые волны, выпущенные из трех преобразователей, под разными углами ударили в разлом в точке, указанной Ганном. Разрез в осадочном слое оказался древним диагональным сбросом. Первые два залпа были не очень сильными, волны частью поглотила, а частью рассеяла экранировка камеры, и в результате до разлома долетел очень слабый импульс. Третий же залп всей мощью сходящихся в одной точке ударных волн обрушился на разлом. Осадочный слой выстоял, не разломился, но завибрировал под ударами сейсмических волн. Четвертого залпа оказалось достаточно для появления катастрофического резонанса.