Сокровище Чингисхана
Шрифт:
— Заходил к нам попрощаться. Попросил передать тебе, что готов предоставить тебе для тренировок самого лучшего своего бегового верблюда, — буркнул Питт и, как показалось Джордино, с весьма загадочным видом снова уткнулся в дневник погибшего археолога.
— Вижу, тебя по-настояшему захватила археологическая сага. Интересно?
— Даже не поверишь насколько, — ответил Питт.
Джордино сразу уловил серьезные нотки в голосе друга и
присел рядом с ним.
— А что он там выискивал?
— Доктор Хант, его монгольский друг и бригада китайцев пытались докопаться до развалин некогда очень богатого, а позднее
— Ни разу не слышал о таком.
— Возможно, знаешь его под другим, более романтическим западным названием... Сяньду.
— Нет, не знаю, — мотнул головой Джордино. — А ты уверен, что он действительно когда-то существовал?
— Скорее да, чем нет. Там находился летний дворец Хубилай-хана. Он возвел его примерно в ста двадцати милях от Пекина и спасался там от летней жары. Город окружали обнесенные забором охотничья угодья, в близлежащих деревнях проживало свыше ста тысяч человек. К тому времени как там появился Хант, вся местность давно превратилась в бесплодную пустынную равнину, испещренную одинокими горами и грудами камней.
— Иначе говоря, все находки датируются эпохой правления Хубилай-хана? Они, должно быть, стоят кучу денег. Я имею в виду часть, оставшуюся целой после крушения самолета.
— Очень возможно, хотя сам археолог был разочарован своей работой. По его собственным словам, вплоть до последнего дня раскопок ему не удалось обнаружить ничего по-настоящему значительного. И здесь всплывают ларец и шкура гепарда. Оказывается, именно их он и нашел в последний день. — Открытый ларец со шкурой гепарда и бронзовым цилиндром внутри находился рядом с Питтом, на ступеньке. Первой он вытащил шкуру гепарда. — Хант практически не упоминает о шкуре гепарда, но ты посмотри-ка вот сюда, — сказал он, раскладывая мех, затем переворачивая его. На ровной поверхности в восьми квадратах одинакового размера были нарисованы небольшие картины. Первая изображала большую китайскую джонку, плывущую в сопровождении двух судов поменьше, по широкой реке. Следующая за ней картина изображала море и корабли. На седьмой корабли уже стояли на якоре в небольшой бухте, а на восьмой был виден большой корабль, объятый пламенем. Огонь поднимался по фок-мачте и уже начал охватывать знамя, полощущееся на ветру мелкими волнами. На берегу, неподалеку от корабля, лежало множество ящиков и корзин, окруженных огненным кольцом. Языкастое пламя и дым пожирали землю вдоль бухты.
— Сериал, похоже, рассказывает о морском путешествии, закончившемся крупным пожаром, — предположил Джордино. — Возможно, мореплаватели столкнулись с противником, к тому времени уже хорошо знакомым с греческим огнем. Либо корабль подошел слишком близко к горевшему лесу на побережье, подул ветер, и искры от пожарища долетели до него. Наш знакомый британский археолог ничего не пишет по поводу этих миниатюр?
— Ни единого слова. Мне кажется, он даже не удосужился как следует осмотреть шкуру. Так и умер в полном неведении.
— Как он описывает ларец?
— Никак. Его заинтересовал не сам ларец, а лежавший в нем бронзовый цилиндр. Точнее, вложенный в него забавный предмет — шелковый свиток с нарисованной на нем картиной, или, скорее, картой, указывающей на место захоронения несметных сокровищ.
— Но цилиндр был пуст, когда мы нашли его. Ты думаешь, свиток и сейчас находится в самолете? Рядом с Хантом?
— На, сам почитай его завершающие записи, — предложил Питт, передавая Джордино дневник. — Три больших абзаца на последней странице.
5августа, 1937год. Запись сделана на борту самолета. Летим в Улан-Батор. С тяжелым сердцем я пишу о своем ужасном открытии. Цендинь, мой верный помощник, деловой партнер и друг, в конце концов предал меня. Шелковый свиток исчез, украден из цилиндра, который я бережно хранил со времени его обнаружения. Украсть его у меня мог только Цендинь. Он нанес мне удар в спину. Пропажа обнаружена мною уже после того, как самолет взлетел. Со свитком утерян след, ведущий к Ч., я все еще тешу себя надеждой, что мне удастся восстановить карту по памяти. Затем я соберу небольшую группу и с помощью Б. У. отправлюсь на поиски. Возможно, мне повезет, я встречусь с Цендинем где-нибудь на склонах Бурхан-Халдун и тогда верну себе пропажу. Моя единственная надежда...
Абзац заканчивался на полуслове и возобновлялся позднее, но уже неровным почерком. Джордино сразу обратил внимание на то, что запыленная страница была забрызгана каплями крови.
Дата неизвестна. Мы потерпели крушение в пустыне, нас сбил японский военный самолет. Оба пилота погибли. Мне кажется, у меня сломан позвоночник и обе ноги. Не могу двигаться. Жду помощи. Молюсь, чтобы нас нашли как можно быстрее. Боль просто невыносима.
Последний абзац Джордино едва смог прочитать. Почерк был очень неразборчивым, напоминал скорее каракули:
Последняя запись. Помощи не будет. Искренне сожалею, что подвел Лидс и Британский музей. Последние слова любви жене моей Эмили. Господи, прими наши души.
— Бедный земляной червь, — сказал Джордино, закончив чтение. — Вот почему он лежал поверх кучи осколков. Наверное, пытался выбраться. После крушения самолета прожил несколько мучительных дней.
— По-моему, он больше мучился не от физической боли, а от сознания потери ценного свитка.
— На чьи же сокровища указывала нарисованная на свитке карта? И кто такой этот Ч.?
— Хант рассказывает о свитке на предыдущих страницах. Детально его описывает. Он, как и его помощник Цендинь, был убежден, что на нем изображена тайная усыпальница. Вырублена где-то в горах Хэнтэй в Монголии. Усыпальница очень родовитого вельможи. Хант даже рассказывает легенду о том, как ее нашли. Согласно легенде, над ней плакала верблюдица. На первый взгляд все выглядит вполне логичным — и факты, и сказание. Короче говоря, на карте показано место погребения Чингисхана.
Джордино, тихо присвистнув, покачал головой:
— Чингисхан, говоришь? Таких карт бродит по свету тысячи. Скорее всего очередная фальшивка. Старичок Чингис умел шутить. Нет, могилу его никогда не найдут. Среди самых важных археологических загадок она занимает одно из первых мест.
Питт долго смотрел на клубящееся облако пыли у линии горизонта, и перед глазами его пронеслись тысячи увлекательных картин, вызванных разыгравшейся фантазией. Поняв, что увлекся видениями, он тряхнул головой.