Сокровище души
Шрифт:
— Я ничего не писал.
— Но я же сама видела…
— Возможно, причиной их существования была ты.
— По-твоему, их бы не написали, если бы я не вернулась сюда? Но я вернулась именно потому, что ты их написал!
Ниал мрачно улыбнулся.
— Я ненавижу Господа, ибо Он допустил гибель моих братьев, — холодно произнес он, — но я не сомневаюсь в Его существовании. Как я могу сомневаться, если охраняю Его власть на земле? Кто знает, что вершит десница Господня? Я уже не пытаюсь Его понять, я просто выполняю свой долг.
— Ты ненавидишь Бога? — изумилась Грейс.
— Разве я могу иначе? Я не хотел быть рыцарем, вступил в Орден по принуждению. У меня талант убивать, — сказал он, признавая свое искусство. — Я стал лучшим воином, был посвящен в тайну, которую мы охраняли, служа Господу. И что? Не рыцари нарушили свою великую клятву — ни один не заговорил, даже когда огонь лизал их ноги. Они страдали и умирали, а Он это допустил. Видимо, чтобы уничтожить тех, кто знал. Остался только я. Глупец, я уже столько лет верен своей клятве, потому что дал ее не Богу, а моим братьям, которые умерли за Него. — Тон бесстрастный, глаза пустые. — Посмотри на меня. В тридцать девять лет я должен состариться, но мои волосы остались черными, не выпал ни один зуб. Я никогда не болею, а если получаю рану, то она быстро заживает. Он сделал так, чтобы я охранял Его проклятое сокровище даже после смерти.
— Нет, — мягко возразила Грейс, — ты просто здоровый человек. В моем времени люди спокойно живут до семидесяти — восьмидесяти лет, иногда до ста. Мне самой тридцать один год.
Ниал взглянул на ее густые блестящие волосы, гладкую чистую кожу без морщин и сказал с удивлением:
— Ты выглядишь как девушка.
Ей не хотелось об этом думать. Вряд ли она хорошо выглядит после бессонной ночи, с опухшими от слез глазами. Грейс устроилась на скамье, желая хотя бы быть поближе к нему, если уж не может его коснуться.
— Расскажи мне о том Фонде.
Грейс рассказала, как умерли Форд с Брайеном и почему, как она потом скрывалась. Ниал молча слушал, постукивая рукой по столу.
— Интересно, откуда они узнали о сокровище, — пробормотал он.
— Видимо, из археологических находок, — ответила Грейс и после некоторого колебания спросила:
— Эта власть… что она такое?
— Власть Господа. С ней все становится возможным.
— Но ведь она не вещь, которую ты держишь в сундуке и достаешь, когда возникает необходимость! Бог не может хранить свою власть в подземелье шотландского замка и…
— Нет, все не так, — покачал головой Ниал. — Хотя Он может все, если захочет. Рыцари понимали… что мы не должны считать какие-то вещи невозможными, ибо Он всесилен, а наш разум слишком ничтожен. Церковь установила свое господство, они говорили, что посланы Господом, а на самом деле посланы лишь человеком, который пытался толковать Господа.
— Но зачем Ему надо было уничтожать Орден? — прошептала Грейс.
— Чтобы защитить Церковь, — устало сказал он. — Церковь дает основы цивилизации, девушка. Правила, Ограничения. — Ниал подошел к окну и молча глядел на дикую, прекрасную землю, где он был полновластным хозяином. — Мы знали.
— Знали что?
— Все. Ты заметила, что я никогда не звал тебя по имени? Твое имя! Грейс Сент-Джон. Я хотел тебя, пока думал, что мне гореть в огне, но твое имя беспокоит меня. Какая уж тут благодать, одно невежество.
Грейс чувствовала острую боль, словно он ее отталкивал. Видимо, так и было, ведь Ниал после ночного разговора больше не прикасался к ней.
— Что ты знаешь? — прошептала она.
— Все это они нашли в Тампле, в Иерусалиме. Трон со львами, великий трон варваров, на котором вырезаны Яхве и Ашара, бог и богиня, мужчина и женщина, двое и одно целое. Древние иудеи поклонялись обоим, но потом священники разрушили все алтари, построенные для Ашары, и попытались уничтожить саму память о ней. Яхве стал Иеговой, единым Богом.
— Да, я знаю.
— Есть и другие вещи. Чаша, совсем гладкая, имеющая чудодейственную силу. Стяг. Армия, которая несла его, никогда не терпела поражений, эта огненная птица снова и снова восставала из пепла. Хотя на нем изображены такие же львы, как на троне, легенды говорили, что они не древние и есть только у рыцарей. — Ниал тихо вздохнул. — Есть покров.
— Саван? — Во рту у Грейс пересохло. Ниал лишь нетерпеливо отмахнулся:
— Его так называют по недомыслию.
— Тогда что же это?
— Покров, в который завернули снятого с креста Иисуса, — объяснил он.
— Значит, это плащаница. В ней его и погребли.
— Нет, потому что он жив. Он был сыном Господа и не мог умереть на кресте. Церковь основана на нелепых легендах о воскрешении из мертвых, хотя их собственные писания утверждают, что он не умер. Тем не менее сказать правду невозможно, это станет концом Церкви. Мы продолжали защищать ее и служить Господу… и взамен были уничтожены. — Черные глаза Ниала сверкнули. — У нас есть образ с покрова, мы ему поклонялись, ибо это власть Господа, Иисус жив! Он выполнил свою миссию, поэтому Господь спас его, вознес в столбе пламени и света. Мы нашли записи. Мы знаем как! Но когда наш долг был исполнен, Он сломал нас, Он нас уничтожил. А я… продолжаю служить.
Грейс не находила слов. Ведь она при переходе ощущала то же самое… пламя, свет.
— Мы знаем как, хотя это не имеет значения. Мы верили Ему, поклонялись Ему. Другие, со своим недалеким умом и глупым суеверием, не понимали, старались ограничить власть Господа собственными званиями и представлениями, они повернулись к Церкви спиной. Мы — нет.
Грейс подошла, встала рядом, не осмеливаясь дотронуться до него, чтобы хоть как-то смирить его гнев.
— Но ты это сделал, Ниал. Желая подогнать Его дела под свое понимание. Я думаю… — Она замолчала. — Я думаю, Он дает нам свободу выбора: быть хорошими или плохими. Если кто-то поступает дурно, значит, он предпочел сделать именно так, и мы должны обвинять его, а не Бога.
— Почему Он не остановил Филиппа? Почему не поразил смертью Климента? Он мог, но вместо этого позволил им действовать.
— Он предоставил им выбор и будет судить их по их делам.
— Тогда я встречусь с ними в аду.
— О, Ниал. — Грейс прижалась головой к его руке, переполненная восхищением и нежностью. — Не говори так. Даже при всей своей боли и гневе ты верен клятве и служишь Богу. Ты думаешь, твоя служба менее важна для Него, чем служба тех, кто никогда не страдал, никогда не испытывал искушения?