Сокровище тамплиеров
Шрифт:
Под управлением столь вымуштрованной и благочестивой команды корабль в случае необходимости мог превратиться из грузового в боевой, ибо у него имелось три ряда вёсел, помосты для боевых машин и металлический носовой таран. Это судно отличалось и другими особенностями, позволявшими называть его монашеским кораблём. Хотя само понятие «монашеский корабль» было пока столь же непривычным, как и понятие «монах-воин» девяносто лет тому назад.
Поскольку повседневная жизнь братьев всецело определялась уставом, под гребной палубой было предусмотрено дополнительное пространство, где братья могли собираться для общих молитв и богослужений. Конечно, там было тесно и выпрямиться в полный рост можно было лишь вблизи центрального прохода, но люди, составлявшие команду корабля, не обращали внимания на неудобства и с радостью сносили все тяготы, полагая, что таким образом угождают Богу.
В пространство под палубой можно было попасть только через центральный проход. Братья входили по нему, а потом ползком или карабкаясь добирались до отведённых им мест в отсеках по обеим сторонам прохода. По ночам они там спали, а в другое время сидели или стояли на коленях, читая молитвы и ежедневно штудируя устав.
Разумеется, такая жизнь требовала немалой выносливости и силы воли, зато позволяла с толком использовать каждый дюйм драгоценного корабельного пространства. Кроме того, считалось, что любые трудности лишь закалят монахов и послужат спасению их душ.
Первый опыт постройки подобного судна оказался удачным, и в последующие годы было построено ещё три таких корабля. Пять судов по тому же проекту сейчас достраивались или оснащались. А все вместе они должны были превратиться в то, что храмовники называли теперь Средиземноморской флотилией.
Флотилия базировалась в порту Бриндизи, у крайнего выступа материковой Италии. Один из самых первых приоратов, основанных орденом в Италии, Бриндизи в последнее время приобрёл особое значение, ибо находился вблизи от нескольких верфей, существовавших ещё с древнеримских времён. Суда там строили дорогие, но делали их на совесть.
Турнедос, коммодор флотилии Храма, отплыл из Бриндизи на юго-запад, чтобы присоединиться в Мессине к великому флоту, собранному королём Англии Ричардом для похода в Святую землю. Прибыв в Мессину, Турнедос приветствовал на борту своего судна видных крестоносцев ордена, включая самых высших сановников Храма: им не терпелось осмотреть корабли, о которых они столько слышали. А ещё крестоносцы доставили пополнение, в том числе представителей низших ступеней орденской иерархии — новобранцев и послушников.
Турнедос стоял на кормовой палубе своего судна, озирая берег. Они вошли в гавань Лимасола с приливом, и теперь мореход мрачно смотрел на холмы и утёсы, не сулившие ни убежища, ни тепла. Глядя на эти горы и на здешний порт, в котором даже такой видавший виды мореход, как Турнедос, бывал лишь дважды, коммодор Храма лишний раз убеждался, что при всей своей красоте остров Кипр не имеет для него никакой привлекательности.
Посмотрев направо, Турнедос увидел два огромных дромона, дрейфующих на расстоянии не менее четверти мили от берега. Рядом с этими судами корабль коммодора выглядел утлой лодчонкой, но тем не менее его направили охранять дромоны. К большим судам быстро двигалась вёсельная шлюпка; в ней сидел молодой человек, о существовании которого Турнедос до вчерашнего дня и не подозревал, пока не увидел с кормы своего капитанского ялика, как с борта одного из дромонов спускают для этого рыцаря трап.
Турнедос рассеянно почесал пальцем бородатую щёку, снова повернулся и взглянул на далёкую якорную стоянку позади: к ней медленно подходили три новых судна. Он окинул их взглядом, наверное, в шестой раз после того, как ему дали знать об их появлении. Коммодор высматривал знаки, по которым можно было бы определить, кому принадлежат суда. Корабли явно были христианскими — их легко было отличить от низких, быстроходных галер пиратов-мусульман — и шли с востока, может, из самой Святой земли... Неудивительно, что их нелегко было опознать.
Мореход хмыкнул, зная, что в ближайший час в любом случае выяснит, чьи эти суда. Он прищурился и начал рассматривать теснящиеся у берега дома Лимасола.
Судя по тому, что сказали коммодору, так называемый император этого острова, Исаак Комнин, свалял большого дурака. Он мог бы извлечь выгоду из недавней бури — а вместо этого накликал большую беду на себя и своих подданных. Если бы Комнин оказал тёплый приём дромонам, занесённым штормом в его владения, он заслужил бы благодарность грозного и воинственного монарха. Но император не только занялся мародёрством, но и осмелился оскорбить и унизить будущую королеву Англии и её спутницу, бывшую королеву Сицилии, тем самым разгневав не склонного прощать обиды человека — жениха одной из благородных дам и брата другой. Ричард, король Англии, которого теперь всё чаще называли не иначе, как Львиное Сердце, находился гораздо ближе, чем представлял себе недалёкий и плохо осведомлённый Исаак Комнин, и правителю острова предстояло расплатиться за свою глупость и жадность.
Флот Ричарда со всей его армией должен прибыть в Лимасол на следующий день... А когда это случится и армия короля высадится на берег, все жители Кипра, и в первую очередь их самозваный император, не смогут пожаловаться на скуку.
Андре Сен-Клер стоял, нервно балансируя на цыпочках и готовясь прыгнуть по команде своего рулевого. До висящего на цепях наклонного трапа с деревянными поперечинами было недалеко, но трап опасно покачивался, то удаляясь, то приближаясь, зависая под разными углами. Андре сглотнул, размял пальцы и снова взглянул на мастерски управлявшего лодкой моряка.
— Подождите, — пробурчал этот здоровяк, продолжая крепко сжимать румпель и не сводя глаз с качающегося трапа. — Всё равно без вас судно никуда не уйдёт. Ждите... Ждите... Теперь — вперёд!
Андре прыгнул, ухватился левой рукой за цепь трапа и шумно выдохнул, ухитрившись при этом сохранить бесстрастное выражение лица. Оглянувшись на рулевого, он с благодарностью кивнул, а когда отвёл глаза, увидел над собой нависающий борт невообразимо громадного судна. Борт качнулся, накренившись в его сторону, и Андре с трудом подавил рвотный позыв. Он начал подниматься по скользким, мокрым деревянным поперечинам, сосредоточенно ставя на планку сперва одну ногу, потом — другую. У молодого человека не было ни малейшего желания свалиться в море в полном вооружении. Проделав часть пути вверх по наклонным перекладинам, он добрался до второй секции трапа — подвешенной на цепях горизонтальной платформы. Тут Андре задержался, чтобы привести себя в порядок перед тем, как ступить на палубу.
Ричард не описывал в деталях подъём на борт судна, но упомянул о существовании платформы, стоя на которой можно будет привести себя в приличный вид. Король пояснил, что на борту находятся дамы, существа впечатлительные и склонные судить о человеке по его внешности. Андре, разумеется, принял к сведению слова короля.
Пока юноша пытался привести одежду в порядок, внутренний голос нашёптывал ему, что личное тщеславие есть грех, что не пристало брату-храмовнику думать о том, чтобы произвести благоприятное впечатление на женщин, пусть даже цели его вполне невинны. Скоро придёт пора посвящения, и ему, несомненно, придётся принести обет целомудрия.