Сокровище тамплиеров
Шрифт:
Когда Сен-Клер проснулся, было ещё темно, однако он сразу почувствовал: вокруг что-то изменилось, хотя не сразу понял, что именно. Сперва ему показалось, что тишина стала более глубокой, а потом мессир Анри понял, что слышит тихие голоса.
Другие, видимо, тоже что-то почуяли: люди ворочались, просыпаясь, и начинали переговариваться.
Пока Анри спал, кто-то вставил зажжённый факел в металлический держатель на корабельном носу, почти над самой головой Сен-Клера. Странно, но огонь не колебался. Золотистые лепестки пламени, окружённого ровным ореолом, не мигали и не дрожали.
Глядя на факел с нарастающим изумлением, Сен-Клер вдруг понял, что корабль больше не покачивается под ним.
Где-то позади, на гребной палубе, раздался грохот, за ним последовала череда ругательств и других, менее узнаваемых звуков. Шум всё нарастал, и когда рыцарь наконец сел, протёр глаза ребром ладони и огляделся по сторонам, его посетило странное предчувствие.
Первым делом он взглянул на небо — не предвещает ли оно плохой погоды, — но не заметил ничего угрожающего. Небосвод был безоблачным, его омывал бледно-розовый и лиловый свет, а немногочисленные звёзды быстро тускнели в лучах утренней зари. Потом Анри встал и посмотрел на восток: на самом дальнем краю горизонта только-только показался ослепительный краешек солнца.
То было зрелище совершенной, ошеломляющей красоты... И, вспомнив, что сегодня Страстная пятница — день, в который благословенный Спаситель был распят ради спасения человечества, — Сен-Клер подумал, что нынче все предзнаменования должны быть благоприятными для людского рода.
Он слегка повернулся влево, чтобы посмотреть, заметил ли ещё кто-нибудь красоту рассвета, и слегка удивился при виде толпящихся у поручня людей, которые смотрели на водную гладь. Анри поймал чей-то взгляд, улыбнулся, но не увидел ответной улыбки. Только тут Сен-Клер понял, что никто не смотрит ни на него, ни на восходящее солнце. Нет, все напряжённо вглядывались туда, куда был обращён нос корабля, — на юг. Заинтригованный, мессир Анри проследил за взглядами столпившихся у борта людей... И челюсть его отвисла от изумления. Как он мог не заметить того, что сразу бросалось в глаза!
Морская гладь была подобна стеклу — ни ряби, ни малейшего волнения, ни самой лёгкой зыби. По этой зеркальной поверхности скользили идеальные отражения кораблей. Даже пролетевшая мимо морская птица не нарушила совершенства этой картины.
Но тут на корме кто-то закашлялся, и благоговейному оцепенению пришёл конец. Люди заговорили и задвигались, сперва робко, потом всё уверенней.
Мессир Анри свернул своё одеяло, запихал в сумку, которую надёжно упрятал под поручень, и направился к корме, где капитан Безансо совещался с несколькими командирами. Когда Сен-Клер приблизился к кормовому помосту, корабельный барабанщик выпрямился и начал отбивать дробь по туго натянутой коже барабана. Очевидно, он подавал какой-то сигнал, и мессир Анри рассудил, что командиры остальных четырёх галер скоро на него откликнутся.
— Доводилось ли вам видеть нечто подобное, главный военный наставник?
Человека, который незаметно подошёл к Сен-Клеру и задал этот вопрос, звали Монтаньяр. Он был одним из помощников мессира Анри, сотником размещённого на галере отряда. Анри считал его странным малым, хотя бы потому, что Монтаньяр был способен целыми днями молчать, лишь изредка роняя слово-другое, но когда вдруг начинал говорить, его бойкая речь выдавала нелёгкое и пёстрое прошлое. Сейчас он явно находился в говорливом настроении.
— Вы имеете в виду погоду? — переспросил Сен-Клер. — Нет, я никогда раньше такого не видел. Это выглядит почти сверхъестественно. Вы понимаете, что происходит?
— Мы попали в штиль.
— Да, я понял. Но обычное ли это дело? Как долго может продержаться такое затишье?
— Необычным штиль не назовёшь. Мне довелось пережить его как-то раз в Бискайском заливе, когда мы пытались прорваться в Ла-Рошель. Тогда ветер неожиданно стих и не поднимался целых два дня. Когда сталкиваешься со штилем впервые, невольно пугаешься и испытываешь почти религиозное благоговение, как всегда при встрече с чем-то непостижимым. Никто не знает, из-за чего начинается штиль и сколько времени он может продлиться. Но вот что меня тревожит.
Монтаньяр кивнул в сторону двух переговаривающихся моряков.
— Похоже, они обеспокоены, а такие бывалые мореходы не станут беспокоиться по пустякам. Вам известно, что говорят в подобных случаях корабельщики?
— Нет. Что они говорят?
— «Господь задерживает своё дыхание».
Монтаньяр повернулся лицом к мессиру Анри.
— А что случается, когда человек задерживает дыхание? Всё равно ему приходится сделать выдох, и чем раньше, тем лучше. Боюсь, то же самое относится и к Богу. Чем дольше он задерживает дыхание, тем сильнее будет выдох.
— Вы хотите сказать, что надвигается шторм?
— Не обязательно, но возможно. Правда, у нас есть то преимущество, что наши суда могут двигаться под вёслами в любой штиль. А вот тем, кто идёт только под парусами, остаётся лишь дожидаться ветра. То-то радость для клириков!
— С чего бы им радоваться?
— А вы оглядитесь по сторонам, главный военный наставник. Сегодня — Страстная пятница, и стоит прекрасный денёк, ни малейшего дуновения ветерка... Всё как будто нарочно подготовлено для того, чтобы напомнить людям, насколько они ничтожны и бессильны пред ликом всемогущего Бога. Помяните моё слово — ещё до заката каждый корабль флота превратится в плавучую церковь, откуда будут доноситься молитвы и псалмы.
Улыбнувшись, мессир Анри хотел было ответить, как вдруг заметил движение на воде. Подойдя к поручню, он увидел, что от каждой из четырёх галер отвалили гребные лодки и направляются к королевскому судну.
В считаные минуты первая из них оказалась у борта, и её пассажир, капитан галеры, взобрался на палубу и присоединился к людям, собравшимся вокруг мессира Робера. Вскоре прибыли и трое других капитанов. Они недолго пробыли на борту. Не прошло и получаса, как четыре галеры двинулись вперёд, к остановленным штилем парусным судам, как пастушьи собаки — к сбившимся в кучу овцам.
Но королевская флагманская галера осталась позади, и теперь арьергард состоял всего из одного судна. Когда гребцы получили приказ сушить вёсла, Сен-Клер мигом сообразил, почему де Сабле решил остаться в тылу: чтобы, по возможности, предугадать всё, что может преподнести море. Ведь находясь в центре флотилии, мессир Робер в случае каприза судьбы мог оказаться в весьма невыгодном положении.
Мессир Анри огляделся, высматривая Монтаньяра, но тот уже отошёл и пропал из виду, а когда главный военный наставник снова повернулся к корме, он успел увидеть широкую спину скрывшегося в каюте главного флотоводца. После ухода де Сабле на палубе воцарилась странная тишина. Матросы молчали, бросив все свои дела. Некоторые таращились в пространство, другие сидели или лежали с закрытыми глазами, приткнувшись к бортам корабля.