Сокровище тамплиеров
Шрифт:
— Господи! Это не шутка? Ричард действительно так поступил?
— Да. Сперва я подумал, что именно потому ему было не до кляуз Шеффилда, но потом понял, что история с Симеоном случилась позже. Де Сабле, должно быть, описывал события последних нескольких дней, когда говорил о чрезвычайной занятости Ричарда. Значит, дело в Элеоноре, прибывшей сюда четыре дня тому назад.
— Элеоноре? Герцогине Элеоноре, матери короля? Она здесь, на Сицилии?
— Да. С тех пор как она появилась, остров гудит, как пчелиный улей. Должно быть, ты и твои товарищи послушники — единственные люди на Сицилии, которые ничего не знают.
— Но зачем Элеонора сюда явилась? Что она здесь делает? Я думал, она вернулась в Англию.
— Не вернулась и не вернётся. Она снова живёт в Аквитании, в Руане, а иногда навещает Шиньон, который всегда любила. Сюда же она приехала лишь затем, чтобы сделать подарок Ричарду.
— Подарок?
Голос Андре прозвучал ровно, лицо осталось невозмутимым, хотя юноша терялся в догадках.
— Что же это за подарок, который она решила доставить самолично, отправившись ради него за море, в Сицилию?
— Тот самый, который собиралась подобрать для Ричарда, когда я видел её в последний раз. Жену.
Слова мессира Анри упали, как кирпичи в неподвижный пруд, и долгое время отец с сыном молчали.
— Жену...
Теперь Андре говорил гораздо тише, и точно таким же приглушённым голосом ответил ему старший Сен-Клер, хотя тяжёлые двери за спиной мессира Анри были плотно закрыты:
— Да, девушку из Наварры, что к югу от Пиренеев. Принцессу Беренгарию. Элеонора отправилась ко двору её отца, лично просила её руки, и сватовство увенчалось успехом. Король Санчо будет надёжным союзником Ричарда. Испанцы испокон веков сражаются с маврами, так что мусульмане для них — привычный противник.
— Да, но... Этот король Санчо... Неужели он не знает о... О пристрастиях Ричарда? Чего они надеются добиться этим браком и как к нему относится сам Ричард?
— Кажется, он относится к грядущей женитьбе хорошо — к удивлению многих. Всё складывается удачно. И покаяние короля во всех богомерзких прегрешениях тут пришлось очень кстати, как и дарованное Ричарду свеженькое отпущение. Теперь он как бы заново родился, очищенный от всякой скверны, и вполне готов стать мужем и отцом. Но, по правде говоря, некая жестокая душа может задаться вопросом: не слыхал ли наш монарх месяц назад или около того, что мать едет к нему с невестой? Не решил ли он таким образом подготовиться к их прибытию?
— Да, всё могло быть и так. Меня бы это ничуть не удивило. Но во имя Господа, отец, что за идея! Вы знаете Ричарда лучше, чем я. Неужели мы должны поверить в его перерождение? Поверить лишь потому, что кучка прикормленных епископов выслушали его притворное покаяние и лицемерно признали его достойным звания мужа и отца?
— Не важно, верим мы или нет. Не сомневайся — дело будет сделано, Англия получит королеву, а со временем, может, и наследного принца, и Ричарда будут воспринимать как настоящего мужчину. Нельзя не признать, что для Ричарда сейчас важнее всего, чтобы у английского престола появился прямой наследник. Если ему не удастся обзавестись сыном, трон перейдёт к его никчёмному брату Джону. И хотя я провёл в Англии меньше месяца и не имею ни малейшего желания туда возвращаться, я всё-таки знаю, что ничего хорошего от Джона ждать не приходится.
— Боже мой! — покачал головой Андре. — Король не захотел допустить женщин даже на свой коронационный пир, а теперь ему придётся окружить себя женщинами. Элеонора, Иоанна и... как бишь её? Беренгария? Мать, сестра и жена. Они сведут его с ума.
— Её зовут Беренгария, и у меня сложилось впечатление, что она спокойная, скромная и... терпеливая девушка.
— Терпеливая? Надеюсь, что так, ибо что ей ещё останется, кроме как терпеть?
— Кроме того, Элеонора собирается через несколько дней вернуться домой, посетив сперва Рим, а после направившись в Руан. Ричард позаботился, чтобы она тут не задержалась. Ну а Иоанна достаточно уступчива, характером она не в Элеонору, поэтому от сестры король не ждёт больших хлопот. Кроме того, Иоанна составит компанию бедной супруге Ричарда, когда король отправится на войну.
— И когда же состоится свадьба?
— Уж, конечно, не во время Великого поста. Но после него — кто знает? Здесь уже собралось много желающих попировать на свадьбе, хотя сомневаюсь, что Филипп Август почтит свадебный пир своим присутствием. Зато просто отбою нет от епископов, у которых слюнки текут при мысли о выгодах, что сулит им возвращение Ричарда Плантагенета под сень плотского благочестия. Да поможет нам Господь!
— А вы будете на свадьбе?
— Конечно буду. Мне это положено по должности, как главному военному наставнику. Но ты к тому времени уже станешь рыцарем Храма, поэтому тебе на ней присутствовать будет необязательно.
Андре чуть усмехнулся.
— Может, и стану. Поживём — увидим. А вам известно, как отнёсся ко всему этому Филипп? Наверняка французский король недоволен: его любовник собирается жениться, к тому же отвергнув сестру Филиппа, несмотря на всяческие клятвы, обеты и заверения в обратном.
— Да, наверное, радости в том мало. Но Филипп всю жизнь был королём, поэтому он прагматик и привык мириться с реальной жизнью.
— Да, несомненно... и с нереальной тоже.
Андре скривился.
— Ну да ладно. Всё равно, как вы сказали, с этим мы ничего не можем поделать. Главное, вы пообещали держаться поосторожнее с гонителями евреев.
Мессир Анри кивнул.
Андре тоже кивнул и встал.
— Вот и отлично. Я вернусь к мессиру Роберу, доложу ему об этом и поспешу в приорат — мне нужно вернуться к своим обязанностям послушника. Всего хорошего, отец. Надеюсь, скоро снова увидимся.
Юноша шагнул вперёд, чтобы обнять отца, но мессир Анри взял сына за плечи и заглянул ему в глаза.
— Когда закончится твоё послушничество? Когда ты вступишь в орден?
Андре улыбнулся.
— По правде сказать, отец, не знаю. О таких вещах нам не говорят, не снисходят даже до того, чтобы сообщить, будет ли вообще послушник принят в орден. Но я могу пообещать, что эта церемония, как и свадьба короля, состоится не раньше Пасхи. Во время Великого поста такие праздники невозможны. А пока меня порой беспокоят обеты...
Всё ещё глядя отцу в глаза, молодой человек широко улыбнулся и, прежде чем мессир Анри Успел задать вопрос, который вертелся у него на языке, пояснил: