Сокровище троллей

Голотвина Ольга Владимировна

Одну из девушек, смуглую, с черными косами, Литисай едва заметил — так потрясла его вторая, стоявшая к нему спиной.

Эти медные пряди, рассыпавшиеся по коричневому сукну дорожного мужского костюма…

Лазутчик вырвался из веселых женских ручек и дисциплинированно помчался к вошедшему командиру.

Обе девушки обернулись к двери.

Та, что с черными волосами, пискнула:

— Ой, мне бежать надо! Ой, влетит!

Подхватила котелок с водой, стоявший на лавке, и мимо Литисая

бросилась из трапезной — вверх по лестнице.

Литисай почти не заметил ее исчезновения, потому что на него глядели лазурно-синие огромные глаза.

— Я… Мы… — Голос незнакомки подрагивал от радостного смятения. — Мы встречались… Если господин помнит…

Тугодумом Литисай не был. Раз девушка не могла незаметно опередить его на узкой лестнице…

Сложив в уме один и один, Литисай широко улыбнулся и ответил:

— Конечно, помню! А как поживает лопоухий утопленник?

Девушка просияла так, что у дарнигара чуть сердце не остановилось:

— Он негодяй и предатель! Спасла его я, а он прилип к кухарке! Ходит за нею по пятам, спит у порога кухни. Продался за мясные обрезки! Толстый такой стал, шерсть лоснится…

Тут взгляд ее скользнул вниз — но не на войлочные «тюлени», а на перевязанные руки Литисая.

— Ох… — она перестала улыбаться. — Ожоги?

— Нет, так… пустяки.

— Мой господин служит в крепости — или, как мы, проездом здесь?

Дарнигар представился — и на этот раз был выслушан с должным уважением.

«Но она все-таки не назвала себя! Опять! Да чтоб меня Болотная Госпожа в головастика превратила, если я позволю ей и дальше оставаться незнакомкой!»

— Я только что перемолвился несколькими словами с сестрой госпожи — там, наверху… вы ведь сестры?

— Конечно. Близнецы.

— Могу ли я узнать имена тех, кого моя крепость имеет счастье принимать в своих стенах?

— Ох, прошу простить мою неучтивость! Меня зовут Аймара Белый Вечер из Рода Винниграй. А там, наверху, моя сестра Маринга Вечерняя Рыбка. И еще с нами служанка и кучер.

— Как, а охрана? Такие опасные места…

— Вы не знаете нашего кучера.

Ее небрежный тон убедил Литисая.

— Надеюсь, ваш путь недолог… вероятно, к родственникам изволите ехать?

— К жениху.

Душа Литисая ахнула и ледяным комом обрушилась куда-то вниз. Но тут же подала голос слабенькая надежда: «Одна едет к жениху, другая ее сопровождает…»

— И чей же, прошу прощения, это жених? Моей госпожи или ее сестры?

Нахальный Лазутчик встал на задние лапы и просительно тявкнул. Почесывая пса за ухом, девушка ответила рассеянно:

— Ну, как получится…

* * *

— …И вдруг в полночь собаки завыли по всей деревне. Воют, ровно смерть свою увидели, с цепей рвутся, хрипят. Всю деревню перебудили, этим и спасли хозяевам жизнь. Проснулись люди, выбежали из домов — тут уж и бабы заголосили, и детишки заревели. А мужики бросились скотину из хлевов выпускать. Потому как берег, прежде твердый да каменистый, вдруг стал топким, что твое болото. Людей еще кое-как держит, а дома пошли проседать, уходить в землю…

Смуглый косоглазый парень (Подранок уже знал, что его кличут Бурьяном) прервал рассказ и приложился к кружке.

За стенами выл буран. Время от времени кто-нибудь из разбойников, выскочив за дверь по нужде, возвращался в снегу с головы до ног и сообщал, что ужас как метет, что у стен сугробы до крыши, но дверь, хвала Безликим, не завалило. Никто этому не удивлялся, ибо мело со стороны ущелья — единственного входа в ложбину, а обе избы стояли «отвернувшись» от ущелья.

Подранок подумал, что, наверное, поставить так избы додумалась умница атаманша.

Сейчас Уанаи с ними не было. Вчера, после того как Подранок был радостно принят в отряд, ксуури заявила, что оставляет своих оболтусов на Сивого, а сама пробежится до крепости Шевистур и поинтересуется, что там да как. Вернется завтра…

Подранок поинтересовался у разбойников, далеко ли этот самый Шевистур. Ему объяснили. Подранок сдержался, не присвистнул — но оценил небрежное «пробегусь».

Единственное, о чем он еще спросил, — успеет ли ксуури вернуться до метели. На что ему ответили: атаманше, мол, по гнилой колоде любая метель.

Здешние парни были убеждены, что метель, встретившись с их атаманшей, отвесит парадный придворный поклон и учтиво обойдет стороной отчаянную чужеземку.

И сейчас никто в отряде не беспокоился об атаманше — ну ни одна душа! Продрыхли ночь на еловом лапнике, густо застелившем пол, утром накидали запасенных с вечера дровишек в обмазанный глиной очаг, вытащили из сугроба у двери кусок мяса, состряпали пожрать и приготовились пережидать непогоду. Кто снова завалился спать, кто точил нож, кто латал рубаху, а кто слушал байку, которую рассказывал косоглазый Бурьян.

— Люди от ужаса орут, пытаются хоть что-то из барахлишка спасти. Скот мычит. Где коров из коровника не успели выпустить, там они сами двери повышибали и носятся по дворам. Но страшнее всего на реку глянуть. Тихая такая речушка была, текла себе под высоким берегом — а тут поднялась вровень с кручей. И гуляет по ней такая волна — словно зверь разинул пасть и вот-вот деревню сожрет. Ну, народ добро свое побросал — и бегом… а дома тонут, сараи под землю уходят, заборы падают…

— Чего только люди не брешут… — лениво перебил рассказчика Гвоздь.