Сокровище троллей
Шрифт:
Оба наемника в четыре руки вцепились в Литисая, вытащили его наверх, перерезали веревку, которой он привязал к себе Ланата, и осторожно перенесли обоих на тележку.
Лекарь быстро оглядел дарнигара. Снял сапоги, осмотрел израненные ступни. Махнул рукой:
— Сейчас перевяжу, до крепости подождет. А там всерьез займусь, у меня мази отличные.
И тут же перенес внимание на нищего:
— Ссадина на голове — оглушило его, много крови потерял. Два ребра сломаны, справа… ну-ка, дайте мне ту веревку!
Осторожно
— Чтоб себе не навредил, если заворочается.
Румра, скинув свой широкий меховой плащ, укрыла обоих лежащих.
— Вьягир, сядешь на коня дарнигара. Лекарь, правь Рыжухой. Шевелитесь, буря идет!
— Без плаща не простудишься? — подал голос Литисай.
— Ничего, у меня теплая безрукавка.
— Слышь, командир… — неуверенно спросил Стебель. — Что ж ты нас с Вьягиром вниз не послал, сам карабкался?
— Сейчас не война, чтоб я тебя на смерть посылал, — неохотно ответил дарнигар. — И нет пользы для крепости. Мне это было надо — я и полез.
— А господину, значит, это надо было — всякого бродягу спасать? — не утерпел лекарь, разбирая вожжи.
Литисаю не хотелось разговаривать. Но он все-таки объяснил этому человеку, который никогда не воевал:
— Ланат не «всякий бродяга». Он — боец из моего десятка.
Дарнигар не видел взглядов, которыми обменялись Вьягир и Стебель. Он лежал с закрытыми глазами, прижавшись щекой к берестяному коробу, от которого пахло сеном. Лежал, осознавая, что остался жив. Даже боль не мучила его: она тоже говорила о жизни.
И единственное, чего хотелось сейчас Литисаю, — это прогнать мысль о черном потоке, уходящем под сизый лед.
2. ТРЮКИ РУЧНОЙ ЗВЕРУШКИ
Дождик маялся. Налетевшая снежная буря помешала ему сразу же отправиться на речку Безымянку. Юноша тосковал по ней, словно путник, который объехал весь свет, а теперь возвращается домой и представляет себе огонь в знакомом очаге.
Он сидел в сарае, где жались к яме с углями три ящера. Работы из-за бури почитай что не было, Дождик с нею быстро управился и забрался к ящерам, которые нравились ему за спокойствие и молчаливость. Время от времени Ловец Ветра отпускал замечание насчет погоды. Паренек учтиво отвечал: да, буран — это плохо. И вновь возвращался к своим мечтам.
Что за река такая — Безымянка? Полноводная или мелкая? Широкая — или заяц перескочит? Почему ее обходят люди и звери — берега, что ли, заболоченные? Вода горькая? Дождику в странствиях довелось встретить не то крупный ручей, не то крохотную речушку с невкусной, горькой водой: что-то не то было с питающим ее родником. Но даже у этого недоразумения был хозяин: тощий, горластый, сварливый…
Может, и Безымянка такая? Это ничего, Дождик ее все равно будет любить. И постарается навести
Еще в конце лета хозяин небольшого лесного озерка, более добродушный и разговорчивый, чем его сородичи, объяснил бездомному полукровке, что только головастики да прочая мелкая тварь живет в свое удовольствие и всех забот имеет — не дать себя сожрать. А у водяного хлопот — по самую макушку.
Что это за хлопоты и как с ними управляться, Дождик представлял себе смутно, однако был уверен, что с ними справится…
Скрипнула дверь, в сарай скользнула Айки:
— Дождик, ты не принес бы еще дров на кухню?
— Да я вроде столько натащил… — удивился юноша.
— Ну… еще бы немножко…
Неужто Дождик сплоховал — и девочка в бурю бежала через двор, потому что на кухне не хватило дров? И почему, кстати, Айки не взяла охапку поленьев сама — поленница-то ближе, чем сарай?
И тут юношу осенило. Он вспомнил, как вчера Хиторш крутился возле Айки, а та норовила ускользнуть от него, как плотвичка от щуки. Держалась поближе к хозяйке.
Но сейчас Дагерта наверху, возится с дочуркой. У малышки болит животик, она капризничает.
Что ж, если Айки не хочет оставаться на кухне одна…
Дождик поспешно встал.
— Конечно, сейчас… ты извини, мне б самому догадаться натаскать побольше дров!
Айки и Дождик устроились на кухне. Девушка месила тесто для пирога, юноша ладил боковину сломанного решета. Оба весело болтали и чувствовали себя чудесно… пока на кухне не появился Хиторш.
Одарил ленивой улыбочкой Айки (та нахмурилась и побледнела) и бросил Дождику:
— Брысь!
Дождик тоже побледнел слегка, отложил решето и ответил негромко:
— А тут кошка есть? Я не заметил.
— Чего?.. Брысь, говорю, шваль бездомная!
— Мне и тут неплохо. — Голос Дождика почти не дрожал.
Паренек старался не бояться. За то, что он целовался с красоткой Нернитой, его в Новых Выселках деревенские парни впятером били. А тут всего один, хоть и здоровый кабанище. И уйти никак нельзя. Не то чтобы Дождику так нравилась Айки… просто у нее снова испуганные глаза.
Ну, что он не бьет, бык двуногий? Уставился странно, будто ждет чего-то от него, Дождика.
Юноша спросил дерзко:
— Ну, чего вылупился, как сова из дупла? Картину с меня будешь рисовать?
Зря это он сказал. Словно разбудил оцепеневшего Хиторша. Парень шагнул вперед — и тяжелый удар отшвырнул Дождика к стене.
В руках у Айки уже была скалка.
— Хиторш, я хозяина кликну!
— Чего по пустякам человека звать? — усмехнулся Хиторш. — Захочу этого бродяжку на муку смолоть — никакой Кринаш не углядит. И ты его за своей юбкой не спрячешь.
Дождик уже продышался настолько, что смог подать голос: