Сокровище троллей
Шрифт:
А ведь верно — баба! Вон, слева — определенно самка! Не мельче своих спутников, такая же мускулистая — а вот волос на теле почти нет. А главное… вот, сейчас повернулась… ну да, груди у нее. Большие такие, отвисшие…
Один из приятелей дамы дал ей тычка. Дама тут же вернула тычок с такими процентами, что шутник слетел с камня, на котором сидел, и растянулся на прибрежном льду. Это привело его дружков в восторг, они даже лопать перестали — размахивают лапами, гогочут…
— Какая баба! — все тем же сиплым, не своим голосом произнес Дабунш.
Никогда
Это еще ничего, в спину — не в лицо. Все шло к худшей беде — с давнего зимнего дня, когда жена кузнеца Ваасбунша исчезла невесть куда. Спустя несколько дней вернулась — в изодранной одежде, с тяжелым, застывшим взглядом — и наотрез отказалась говорить, где была и что с нею стряслось. А на следующую зиму, едва не уйдя в Бездну, в тяжких муках родила сына. И болтала повитуха по деревне: мол, сколько годочков она роды принимает, а не доводилось видеть такого большого и уродливого младенца.
Не потерпела бы деревня женщину с ее отродьем, выжила бы… если бы не Ваасбунш Широкая Наковальня. Когда стало ясно, что носит его жена под сердцем дитя, сказал кузнец веско, словно кувалдой ударил: «Мой ребенок!» На том пересуды почти утихли. Кому охота сердить того, кто гвоздь кулаком в доску вогнать может?
Как положено, дал кузнец мальчишке имя — и зажила семья мирно да дружно. А коли говорили люди, что Дабунш туп, как колодезная бадья, кузнец отвечал: «Много умников расплодится — добра не будет. Зато сынок у меня богатырь — с одиннадцати лет в кузне молотобойцем работает!»
И все было хорошо, пока не подхватил Ваасбунш лихорадку. Крепок был, а с болезнью не сладил. И сам в Бездну ушел, и любимую жену за руку увел: она за ним ухаживала, тоже слегла и не встала.
Зажег Дабунш костер, проводил родителей честь по чести. А тут третья беда нагрянула: сосед расшумелся про какие-то долги. Вроде не слыхал парень от отца, чтоб тот деньги в долг брал… но поди докажи, если сосед свидетелей привел, да все такие бойкие, языкастые — вконец парнишку запутали. Сам не понял, как остался без родного дома, без клочка земли, без кузницы.
Побрел по чужим деревням работу искать. Как глянут на него хозяева, так бегут собаку с привязи спускать. Единственными, кто приветил бездомного паренька и взял к себе, были разбойники из шайки Клешни…
Дабунш досадливо покрутил головой: с чего это нагрянули недобрые воспоминания? Мешают любоваться!
И вновь зачарованно уставился с обрыва на веселую богатырку.
Не ладилось у Дабунша с бабами. Тянуть-то к ним тянуло, дело молодое… А только что за удовольствие: обнимаешь красотку — а думаешь, как бы ее не помять! Забудешься, стиснешь от души — а она уже орет в голос, ребра у нее поломаны. А Дабунш не злодей какой, чтоб для своей радости баб калечить. Всем они хороши, бабы, только уж больно хрупкие.
А вон та, внизу, — ну как из камня вытесана! Небось, сама обнимет — кости затрещат!
Как подумал это парень — словно в горячую воду нырнул. Так ему и представилось, что обнимает он великаншу, лицом уткнулся в ее большие груди. А та не визжит, не трепыхается, не кричит: «Пусти, урод, задушишь!» Смеется от радости, как сейчас смеялась…
А тролли тем временем дожевали мясо, поднялись на ноги и побрели прочь берегом реки. Когда последняя могучая спина исчезла за скалами, Дабунш уселся на камнях, восхищенно покрутил головой — надо же, какая встреча выпала! — и огляделся.
Что-то вокруг было не так, но что?
А то было не так, что Челивис исчез! Сбежал, мерзавец! Решил в одиночку клад найти! Что тогда он, Дабунш, Клешне скажет?
Парень яростно сплюнул. Собрал в колчан болты, рассыпавшиеся, когда пришлось растянуться на камнях. Поправил за плечом арбалет. И отправился искать недобитого гада Челивиса.
— Не каждый день в «Посох чародея» связанных путников приводят, — покрутил головой Кринаш.
— Мы споткнулись об это добро на проезжей дороге, — сверкнул белыми зубами молодой смуглый наррабанец.
— Да, обычно мы за добычей бегаем, а тут добыча сама прибежала, — добродушно пробасил великан-силуранец, передавая поводья своей лошади Хиторшу и учтиво кланяясь хозяину. — Будем знакомы. Как тебя зовут — наслышан. Я — Хашарнес Бычий Загон из Семейства Ульпрат. А это напарник мой, Кхасти, Оба мы — ловчие, самые настырные из всех настырных. Если у тебя, хозяин, кто-нибудь деньги украл или другое какое зло сделал — ты нам его только назови.
— Уж со следа не собьемся, — солидно подтвердил Кхасти.
— Запомню, — вежливо кивнул хозяин. — А за этим красавцем вас тоже кто-то послал? — указал он взглядом на разбойника, который опустил голову, сгорая от стыда и унижения.
— Нет, — объяснил Хашарнес, — этот добрый человек решил нам подарок сделать. Скажи, хозяин, сколько платят властители ближних замков за пойманного разбойника?
— В здешних краях один замок, властитель его — высокородный Унтоус Платиновый Обруч из Клана Спрута. Разбойников по осени замковые стражники ловили, было дело. А чтоб награду за пойманных лиходеев платить — такого не водится. Господин вообще неохотно развязывает кошелек.
— Нет, ты слышал?! — гневно обернулся Хашарнес к напарнику. — Не смею оскорбить худым словом Сына Клана, но могу же я попросить богов обрушить небеса на головы всем скупердяям и сквалыгам!.. А ты, — сурово обратился он к Хмурому, — тебе-то как совесть позволила прохожих на дороге останавливать, если знаешь, что они за тебя и медяка не выручат? Мошенник ты бесстыжий!
На крыльце захихикали Бирита, Недотепка и Айки. Служанки развлекались неожиданным представлением.
А ловчий загорелся новой мыслью: