Сокрушенная империя
Шрифт:
– О, да ладно, – скулит Коул. – Веселье только начинается.
Я указываю на дверь.
– Уходите, живо.
Надувшись, они оба встают и направляются к выходу. Я закатываю глаза, когда братья останавливаются, чтобы дать Оукли пять, прежде чем уйти.
* * *
Я ложусь в постель, когда под мою дверь проскальзывает лист бумаги.
Несколько секунд я думаю о том, чтобы оставить
«Был бы ты таким же сильным и красивым, как твоя мать?
Или был бы потерян и сбит с толку, как твой отец?
Все эти вопросы крутятся у меня в голове, но ни на один из них я никогда не получу ответа.
И даже несмотря на то, что ты ушел слишком рано, одно можно сказать наверняка.
Возможно, ты не был запланирован…
Но ты был любим и желанен».
Мои колени слабеют, а слезы затуманивают глаза, когда я вчитываюсь в его слова. Орган в моей груди отбивает болезненный ритм, когда я падаю на пол и прижимаюсь щекой к двери.
– Это так больно.
Это самая сильная боль, которую я когда-либо испытывала.
Его хриплый голос прорезает тишину.
– Я знаю.
Закрываю глаза от бурлящей внутри меня агонии.
– Я продолжаю думать о том, каким он или она могли быть.
Наверное, это странно признавать, но я ничего не могу с собой поделать. Как будто, если я наделю этого ребенка характеристиками, он станет реальным, и я получу официальное разрешение скорбеть.
– Я тоже. – Слышу его резкий вдох. – Но он, очевидно, был бы красивым.
Я ловлю себя на том, что улыбаюсь.
– Красивым и умным.
Оукли тихо посмеивается.
– Наверное, властным всезнайкой.
– Точно.
Потому что – давайте посмотрим правде в глаза – все Ковингтоны такие.
– Я бы хотел, чтобы у него была твоя сила, твой ум, твои великолепные глаза и улыбка… но главное? Твое сердце.
Я провожу пальцем по деревянной раме.
– Почему мое сердце?
Слышу, как он прижимается к двери.
– Это моя любимая черта в тебе.
В груди отзывается непонятное чувство. Странно, что он этого хочет, ведь я бы хотела, чтобы наш ребенок был больше похож на него.
– А я бы хотела, чтобы у него были твои глаза, твоя улыбка, твоя страсть и креативность, твоя преданность… но больше всего – твоя душа.
Поскольку, несмотря на то, что Оукли совершил много ошибок… я точно знаю, что душа у него прекрасна.
Из его груди вырывается низкий,
– Прекрасные души не забирают невинные жизни.
Ощущение такое, будто на меня вылили ведро ледяной воды. Слова царапают мое горло, как битое стекло.
– Оукли…
– Мне не нужна твоя поддержка, Бьянка. Я сказал так не для этого. – Он прерывисто дышит. – Я просто хочу, чтобы ты знала: если бы мне дали шанс, я бы не просто все исправил… я бы с радостью отдал свою жизнь, лишь бы спасти его.
Я знаю, что так бы он и поступил.
Но жизнь устроена по-другому. И некоторые ошибки причиняют слишком много боли, чтобы их можно было когда-либо простить.
Однако Оукли ясно дал понять, что мое прощение – это не то, чего он добивается. А это значит, он готов жить с чувством вины до конца своих дней.
– Я не хочу, чтобы ты спал под моей дверью.
Не хочу, чтобы он приходил и боролся за меня… Ведь в попытках все исправить он только уничтожит себя.
И несмотря на все плохое, что произошло между нами…
Я слишком сильно люблю его, чтобы позволить этому случиться.
Глава семидесятая
Оукли
– Я знаю, что ты спишь у ее комнаты уже три недели, и она все еще не хочет с тобой разговаривать, – говорит Дилан. – Но ты не должен сдаваться.
Сойер хватается за грудь.
– Даже если сейчас тебе кажется, что это не так… Бьянка по-прежнему любит тебя. – Дилан кивает. – А ты все еще любишь ее.
Я откусываю еще один кусочек пиццы. Вкусно.
Сойер закрывает глаза.
– Я знаю, произошли ужасные вещи, но вы, ребята, созданы друг для друга.
– Вы просто родственные души, – добавляет Дилан.
Сойер моргает, как будто ей что-то попало в глаз.
– Две сумасшедшие половинки одного сердца.
Я указываю на коробку с пиццей на кофейном столике.
– Будете?
Они обе смотрят на меня как на сумасшедшего. Дилан хлопает в ладоши.
– Оукли, мне нужно, чтобы ты сосредоточился. То, что мы говорим, очень важно.
Сойер потирает виски.
– Я знаю, что Бьянка упряма и иногда невыносима. Я понимаю. Но ты тоже не подарочек, мистер.
Нахмурившись, она опускает плечи.
– Пожалуйста, не сдавайся. Вы справитесь с этим.
– Я знаю, ты совершил ужасные ошибки, и чувство вины заставляет тебя думать иначе, но ты все равно хороший человек. – Дилан выдыхает. – И я никогда не думала, что скажу это, но Бьянка тоже. – Ее пристальный взгляд встречается с моим. – Я не говорю, что все будет идеально, но я знаю, что вы двое сможете пройти через все трудности. Просто не сдавайся, ладно?