Сокрушенная империя
Шрифт:
Я хватаюсь за грудь, когда смотрю на свое кольцо. Оно просто потрясающее.
– Не могу поверить, что мы помолвлены.
Чувствую восторг каждой клеточкой кожи.
– Это было так неожиданно.
Смеясь, Оукли притягивает меня к себе для поцелуя.
– Этот камень называется «Звезда Индии». – Он приподнимает мое лицо за подбородок. – Но я могу подарить тебе бриллиант, если ты хочешь что-то более традиционное.
Я качаю головой.
– Даже
Я люблю это кольцо. Оно идеальное.
Он касается своими губами моих.
– Я люблю тебя…
– Запомни, на чем мы остановились, – говорю я, доставая свой телефон.
– Что ты делаешь?
Я набираю имя Уэйна на клавиатуре.
– Пишу твоему отцу.
Я предупреждала, что однажды стану его невесткой.
И еще один эпилог
– Я больше не могу! – кричу я, когда очередная схватка пронзает мое тело. – Я устала.
Я думала, что буду рожать максимум восемь часов… а не двадцать четыре.
Оукли подходит, чтобы вытереть пот, выступивший у меня на лбу, но я отмахиваюсь от его руки.
Я не пытаюсь быть стервой, но выдавить что-то размером с арбуз из чего-то размером с лимон намного сложнее, чем я предполагала. Сейчас я просто хочу, чтобы доктор разжег там огонь и выкурил ребенка из меня.
Оукли целует меня в висок.
– Что я могу сделать?
Я зло смотрю на него.
– Даже не знаю. Как насчет того, чтобы изобрести машину времени и засунуть свой чертов член обратно в штаны?
Брови доктора взлетают вверх, и он усмехается, прежде чем наклониться и прошептать что-то на ухо медсестре.
Самодовольная усмешка расползается по лицу Оукли.
– Если мне не изменяет память, ты сама умоляла меня вытащить его из штанов той ночью, малышка.
Он прав.
Я пришла домой с учебы уставшая и злая… но чертовски возбужденная. Оукли посадил меня на кухонный стол и начал ласкать меня своим змеиным языком. Одно привело к другому, и…
Теперь мы здесь.
Учитывая, что мне остался еще один год в колледже, беременность в мои планы не входила. Однако в ту секунду, когда я узнала, что беременна… мне было спокойно.
До этого момента.
Потому что прямо сейчас мне так больно, что приходится собрать всю волю в кулак, чтобы не врезать врачу по его тупой гребаной физиономии, ведь эпидуральная анестезия, которая, он сказал, поможет, ни капельки не работает.
– Дыши, – подбадривает Оукли, когда очередная схватка разрывает меня на части.
– Я дышу, – цежу я сквозь зубы.
– Еще немного, – произносит доктор. – Почти вышел.
– Ты говорил, что он почти вышел, последние двадцать
Как раз в тот момент, когда я уверена, что больше не выдержу ни секунды, дверь в мою больничную палату открывается. Коул держит перед своим лицом огромный пакет с чем-то похожим на фаст-фуд, входя в комнату.
– Как у вас тут дела, семья? – Он плюхается на пустой стул рядом с Оукли и улыбается. – Я принес поесть, пока мы ждем моего племянника.
Раздражение клубится внутри меня, когда я поворачиваюсь к Оукли.
– Я разрежу тело твоего друга на мелкие кусочки и закопаю их в разных частях света – в таких местах, где его никогда не найдут, – если ты сейчас же не уберешь его и его гребаную еду отсюда к чертовой матери.
Кивнув, Оукли хлопает Коула по спине.
– Коул, тебе пора, чувак. Из-за тебя моя жена хочет убивать.
Коул фыркает.
– Ну конечно, из-за меня…
Я швыряю в него своей чашкой с кусочками льда.
– Убирайся…
Я ругаюсь, когда начинается очередная мучительная схватка. Широко раскрыв глаза, Коул быстро выбегает из комнаты.
– Хорошо, Бьянка, – говорит доктор. – Тужься.
Хватаюсь за край кровати.
– Я тужусь.
Если я начну тужиться сильнее, то взорвусь.
– Знаю, но нужно еще постараться.
Я откидываюсь на подушку, чувствуя поражение.
– Оукли, прости, но я не могу это сделать. Ему придется остаться внутри меня навсегда.
Схватив меня за руку, он встает.
– Можешь. – Он целует костяшки моих пальцев. – Я знаю, это больно. Но когда все закончится, ты даже об этом не вспомнишь.
Я свирепо смотрю на него.
– Ладно, ладно, – исправляется он. – Ты будешь помнить боль, но оно того стоит. – Он прижимается своим лбом к моему. – Ты самый сильный человек, которого я знаю, малышка. Ты справишься.
* * *
Оукли был прав.
Двадцать пять часов изнурительных схваток стоили того.
Каждая частичка боли и печали в моей жизни стоила того, чтобы пережить этот невероятный момент. Потому что в ту секунду, когда я впервые увидела своего сына, мое сердце просто взорвалось от любви.
Я смотрю на его идеальное маленькое сонное личико. Он так великолепен, что у меня перехватывает дыхание.
Бросаю взгляд на Оукли, который не может перестать улыбаться.
– Он просто идеальный.
– Я знаю.
Кончики его пальцев прижимаются к изгибу моей челюсти. В его глазах столько любви, что у меня в груди почему-то становится и легко, и тяжело одновременно.