Сокрушенная империя
Шрифт:
Из его уст это звучит очень легко. А еще я чувствую себя идиоткой, потому что совсем ничего не знаю об управлении машиной. Мне показалось, что позволить такой хорошей машине гнить на парковке – это преступление, поэтому я решила навестить ее сегодня.
– Это я знаю, – отвечаю я, пытаясь скрыть свое смущение. – Я не стала включать зажигание, потому что не собираюсь водить эту штуку.
Никогда.
Оукли хмурит брови.
– Ладно. – Он собирается уходить, но вдруг замирает. – Если ты
Черт. Он не может говорить такое и надеяться, что я откажусь. Это словно предложить голодающему обед из шести блюд.
– Правда? – переспрашиваю я, прежде чем успеваю себя остановить.
Оукли выдает очередную усмешку.
– Ага.
Сердце начинает ныть, когда он снова уходит.
– Оукли?
Он останавливается.
– Что?
– Я не включила зажигание, потому что понятия не имею, что делать.
Секунду мне кажется, что он вот-вот засмеется и начнет шутить надо мной, как это сделали бы мои братья, но этого не происходит. Он возвращается к машине.
– Подвинься.
Я, очевидно, растеряна.
– Зачем? – спрашиваю я, двигаясь на пассажирское сиденье.
Оук открывает дверь с водительской стороны.
– Чтобы я мог научить тебя водить.
Мне стоило бы запротестовать и отказаться. Напомнить ему, что я никогда не сяду за руль, ведь смерть мамы была самым ужасным событием в моей жизни, и теперь меня будет вечно преследовать тревожность.
Но я не могу.
Поскольку мысль о том, чтобы провести хоть немного времени наедине с Оукли… стоит того, чтобы попытаться побороть свой страх.
* * *
Сердце выскакивает из груди, а ладони потеют так сильно, что едва не соскальзывают с руля.
– Я не могу.
Это была отвратительная идея.
– Можешь, – уверяет меня Оукли. – Убери ногу с тормоза.
– А если я врежусь во что-то?
Он осматривает пустую парковку.
Оукли предложил поехать в Долину Водопадов – то самое место, где он спас меня у оврага, – потому что там находится частный пляж и людей обычно мало. Он оказался прав, но это ничуть не уменьшило мой страх.
– Единственное, во что ты можешь врезаться, это песок и вода, малышка. – Он внимательно на меня смотрит. – И нет, этого не случится… потому что ты молодец.
Мне совсем не кажется, что я молодец… ни капли. Но я не люблю выглядеть слабой, особенно перед ним.
– Ладно, но если я облажаюсь…
Оукли сжимает мое плечо, посылая волну тепла по всему телу.
– Не облажаешься.
Мое сердце сжимается. То, как он на меня смотрит… словно действительно верит, что я могу это сделать… Значит для меня очень много.
С комом,
– Вот так.
Оукли одаривает меня своей очаровательной улыбкой. Я задумываюсь о ямочке на его правой щеке и едва не врезаюсь в мусорку. Однако Оукли продолжает улыбаться, будто его это совсем не беспокоит.
– Прибавь газу.
Радость, смешанная с волнением, разливается внутри меня, когда машина начинает набирать скорость.
– Черт. Я вожу.
– Это точно.
Я едва сдерживаюсь, чтобы не заплакать, ведь действительно делаю это. Дрожащей рукой я дотрагиваюсь до своего кулона.
Если бы только Лиам видел меня сейчас.
Сердце наполняет боль. Я вдавливаю тормоз в пол, бросаю машину и выбегаю из нее, сдерживая слезы. Оукли следует за мной.
– Эй, что случилось?
– Его здесь нет, – задыхаюсь я, теребя кулон. – Он так хотел, чтобы я поборола свой страх… и теперь, когда я пытаюсь… он этого не видит.
Потому что он бросил меня.
Так же, как и она.
Оукли мрачнеет, но, в отличие от остальных, он не начинает подбадривать меня и говорить, мол, Лиам наблюдает за мной с небес. Он просто берет меня за руку.
– Эй.
Пляж здесь небольшой, но золотистый песок и огромные камни, лежащие вдоль берега, делают его идеальным местом, чтобы успокоиться. Я иду за Оукли к скале и сажусь рядом с ним, прижав колени к груди. Солнце начинает садиться, окрашивая небо в нежно-розовый цвет. Над нами, не прекращая, летают чайки, и свежий запах океана наполняет мои ноздри, когда я делаю глубокий вдох.
– Прости, что устроила истерику, – шепчу я, поскольку не желаю, чтобы он подумал, будто я не благодарна ему за то, что он сделал сегодня.
Оук изучает мое лицо, кажется, целую вечность, прежде чем достать из кармана портсигар.
– В мире есть куча вещей, за которые людям стоит извиняться… но чувства не должны быть одной из них.
Я раздумываю об этом с минуту и понимаю, что он прав. Все имеют право чувствовать… и неважно что. Многие попытались бы сменить тему, потому что смерть – особенно самоубийство – заставляет их чувствовать себя некомфортно, но Оукли, кажется, не имеет ничего против того, чтобы позволить мне выговориться.
Это необычно.
– Иногда я скучаю по нему так сильно, что мне становится физически больно.
Скучаю по ним.
Кивнув, он подносит к губам косяк и поджигает его.
– Я понимаю.
Опустив голову, я прислоняюсь губами к коленям, пока меня, словно туман, окружает запах марихуаны.
– Но иногда я так злюсь, просто сгораю от гнева, потому что они сдались и бросили меня. И я ненавижу их.
Оукли глубоко затягивается и говорит сквозь облако дыма: