Сокрытые-в-тенях
Шрифт:
— И кого там еще принесли гадские силы Дуэ? — хриплым голосом окликнул их Вальбрас. — Понавешали тут балдахинов, честному человеку не видать ничего! А ну покажитесь!
— Да мы это, Вальбрас! — призналась Зелида и, взяв Айнора за руку, потянула его к раненому.
— У вас тут что, свидание?
— Слушай! — возмутился было телохранитель, сверкнув глазами, однако актерка успокоительно похлопала его по руке.
— Тебе полегчало? — спросила она, переводя разговор в иное русло. — Я вот тут раздобыла тебе маску взамен твоей. Та ведь все равно грязная
И она кинула маску за надкроватный полог.
— Готово! — через пару секунд ответил Вальбрас. — Можете смотреть. Мне-то полегчало? Ну да, полегчало, коли вас это заботит. Можно еще пару раз на стражников напасть!
— Я извиниться перед тобой зашел, — пробубнил Айнор. — Тебе ведь по моей вине досталось…
— Да будет! Все мы в одну повозку впряжены!
Вальбрас отмахнулся и бросил заинтересованный взгляд на принесенную Зелидой еду. Красная маска изменила его. В сочетании с обритой налысо головой смотрелась она зловеще.
— Как рука? — телохранитель кивнул в сторону раненой руки Вальбраса, а Зелида присела в изножье кровати.
— Болит… как… Это ведь какая-то подлюка все-таки изловчилась! Вы мне вот что объясните: почему нам удалось выжить? Стража Фиптиса шутить не любит, тем более с целенийцами…
Айнор и Зелида переглянулись, оба одновременно пожали плечами и отвели глаза друг от друга.
— Ты ешь! — сказала актерка, подскочила и принялась расставлять посуду на столике возле Вальбраса.
— Как говаривал мой батюшка, ешь-ешь, да поглядывай! — Вальбрас взял ложку в здоровую руку и начал неловко хлебать суп. — Удалось ли Ольсару сделать то, зачем он сюда прибыл?
— Что?
— Что? — дуэтом опомнились Зелида с Айнором, поглощенные какими-то своими мыслями и от этого ужасно рассеянные.
— Вот и будут они мне после этого!.. А, да ладно! Я спрашиваю, Ольсар сделал, чего хотел?
— Делает, — ответил Айнор. — Как раз сейчас.
Тут в дверь постучали, и Зелида вздрогнула. Но это был всего лишь старый Игалар. Заглянув в комнату, он поманил к себе Айнора, беззвучно извинился и прикрыл за собой дверь.
— Пойдемте на мою половину, — сказал хозяин гостиницы, когда телохранитель вышел в коридор. — Там и поговорим.
Часть дома, которую Игалар оставил себе, была еще уютнее того, что успел увидеть Айнор. Бывший целениец оказался человеком непритязательным, но в то же время и не без выдумки. То какая-нибудь простенькая. Но необычная по замыслу статуэтка в углу, то картина на стене нет-нет да и притягивали взгляд молодого телохранителя.
Игалар завел гостя в большой зал и откинул тяжелые занавеси на окнах. Гостиная преобразилась, стала светлее и веселее.
— Выпить чего-нибудь желаете? — осведомился старик.
Айнор отказался, и тогда Игалар налил из кувшина только в один кубок, высокий и тяжелый.
— Можете не утруждать себя рассказом, Айнор. Я уже давно все понял. Месинара Ананта ХХ пропала при странных обстоятельствах. Так?
Молодому телохранителю уже ничего не оставалось, как кивнуть. Но между тем он поерзал в громадном дубовом кресле — в таком же, как у хозяина дома.
— Понятно. Господин Ольсар — сыскарь, верно? Он взял след, который привел вас в Фиптис. Всю эту «свиту» вы потащили с собой ради отвода глаз, чтобы вас принимали за странствующих комедиантов, да? Скажу так: тут вы промахнулись. Плохие из вас с доктором и Ольсаром комедианты. А вот кто такой Вальбрас?
— Ольсар считает его гениальным археологом. Вальбрас вскрывал гробницы. Да вот только не принесли ему счастья богатства мертвецов…
Игалар усмехнулся и медленно отпил из кубка:
— Кому они приносили его, счастье-то… Хоть мертвецов, хоть не мертвецов… Ну ладно, расскажу я вам свою историю, мой молодой коллега, а вы уж сами думайте, что с нею делать дальше. Мне было велено рассказать, я и расскажу. Нанялся я охранять месинару Ананту XVIII на шестнадцатый год ее правления…
Пригнувшись, вошел Ольсар в низенькие двери и огляделся. Пусть все большие дома Фиптиса были вытесаны в скалах, на коих возлежала прекрасная столица Цаллария, комнаты внутри непременно отделывались деревом, а в оконные рамы принято было вставлять разноцветное стекло. То и другое — удовольствие не из дешевых, но иначе здесь никто не поступал. Как принято было говорить у цалларийцев, «ты лучше не поешь, а в доме твоем пусть будет радуга».
А еще, проездом, успел сыскарь увидеть на главной городской площади, обвешанной черными цепями, громадную статую Ваццуки на коне. И если стоять лицом к замку месинора, а спиной — к городской управе, чиновникам которой тот, если верить слухам, устроил нагоняй за транжирство, то казалось, что из высокого шлема его величества вырывается огонь. На самом деле это был вечно горящий факел на одной из дозорных башен авангарда.
Мраморный Ваццуки тянул свою длань в сторону порта, который проглядывал в самом низу широкого ущелья меж скал, ставшего главной аллеей города. И теперь ему предстояло смотреть на искрящееся под солнечными лучами море, на судна и верфь. Серый мрамор из Апеллеана, города на юге Ралувина, делал фигуру всадника еще более внушительной и величавой.
Здесь, в лабораториях фиптисских ученых, было тесновато. Казалось, их строили для карликов вроде Митсара, а не для людей нормального роста и комплекции. Сегодня помещения пустовали.
Слуга историка с молчаливым достоинством вел гостя через комнаты со всевозможными устройствами для проведения химических опытов, через залы, доверху забитые книгами и свитками, через каморки, отведенные непонятно подо что.
— Прошу вас! — сказал он наконец, открывая перед Ольсаром дверь в мрачный кабинет.
Темным тут было все: обивка стен, напоминающая палую листву, давно уж тронутую гниением, ковер на полу афростской работы носил на себе черный орнамент по багровому фону, тяжелая старая мебель и даже несколько барельефов в простенках между пятью окнами, расположенными по кругу и плотно занавешенными.