Солдат Красной империи. Гуру из Смерша

Терещенко Анатолий Степанович

Большую работу вели сотрудники Смерш с дезертирством и членовредительством. И на этом участке контрразведывательной деятельности у Леонида Георгиевича тоже был пример.

Из воспоминаний Иванова:

«Вспоминается такой случай. Перед атакой один из «бойцов» заявил сержанту, что он немедленно сбежит к немцам, если тот не прострелит ему руку со сравнительно большого расстояния. Сержант согласился стрелять, но выстрелил ему не в руну, а в голову, и тот был убит. После этого сержант явился к командованию и заявил о случившемся. По-моему, под трибунал его не отдали, считая, что с учетом сложившейся обстановки он поступил правильно…»

Молдавское

лето

После освобождения Одессы части 5-й ударной армии были направлены в Молдавию, в район Тирасполя. После чего войска армии участвовали в Ясско-Кишиневской операции.

Л.Г. Иванов

Лето 1944 года Леонид Георгиевич встретил в Молдавии.

После очистки от немецких захватчиков украинской части территории СССР войска 5-й ударной армии, в которой теперь пришлось служить капитану Леониду Иванову и дойти с нею до Берлина, сосредоточились на некоторое время вдоль Днестра, готовясь к предстоящей Ясско-Кишиневской операции.

В 1944 году армия входила в состав 3-го Украинского фронта. Начальником управления контрразведки Смерш фронта в это время был генерал-майор Петр Иванович Ива-шутин, будущий генерал армии, Герой Советского Союза, заместитель начальника Генштаба ВС СССР — начальник Главного разведывательного управления (ГРУ) ГШ ВС СССР. С ним приходилось встречаться и герою настоящего повествования — два десятка лет посвятил оперативному обслуживанию ГРУ Генштаба ВС СССР. Леонид Георгиевич Иванов высоко ценил профессионализм, неторопливость, благородство и личные качества своего высокого начальника. О нем он всегда, до последних дней, отзывался исключительно с теплотой. Отдел контрразведки Смерш 5-й ударной армии перед проведением Ясско-Кишиневской операции находился в крупном селе, претендующем даже на поселок — Глинное, расположенном недалеко от Днестра.

Из воспоминаний Иванова:

«Противник, понимая, что советское командование готовит на этом направлении крупное наступление, вел активную разведку. Он часто засылал свою агентуру через линию фронта, но чаще на парашютах забрасывал в тыл своих агентов. Выброска агентов, как правило, совершалась в ночное время или под раннее утро, когда парашютистов труднее обнаружить…

Где-то в июле 1944 года от одного пастуха был получен сигнал, что в прифронтовой полосе поселка Фрунзенское, он в ночное время услышал гул самолетов и наблюдал, как приземлилось несколько парашютистов. Сигнал был серьезный. Войска готовились к Ясско-Кишиневской операции, и заброска группы парашютистов в наш ближний тыл вызвала у командования серьезную тревогу. Мне по линии ОКР Смерш армии было поручено обеспечить необходимую работу по их поиску и задержанию.

Естественно, сразу возник вопрос: а правду ли говорит пастух? Не приснилась ли ему вся эта высадка? Или он говорит неправду с умыслом, чтобы отвлечь от работы квалифицированных контрразведчиков. Несколько раз говорили с пастухом, и он твердо стоял на своем, клялся и божился, что видел самолет и парашютистов. Тогда мы выехали к месту предполагаемой высадки, чтобы искать парашюты. Из опыта мы знали, что после высадки парашютисты обычно закапывали свои парашюты на склоне оврагов, в кустарниках, болотах и т. д. Мы стали тщательно осматривать местность. Особое внимание обращали на склоны оврагов, на разные земляные бугорки, взрыхленную почву и т. д. Вскоре на одном из склонов оврага нам удалось найти пять закопанных парашютов. Теперь сомнений не было, что высадка действительно состоялась.

Но что делать, как искать высаженный десант, ведь никаких примет, тем более фамилий, известно не было. Мы пошли по единственно возможному, на наш взгляд, пути. Были созданы четыре оперативные поисковые подгруппы с оперативным работником Смерш во главе. Подгруппы были соответственно направлены от места высадки в северном, южном, западном и восточном направлениях. Перед ними была поставлена одна-единственная задача: опрашивать местных жителей — не видели ли они каких-либо посторонних лиц, которые своим поведением вызвали какое-то подозрение. Такой способ наших действий вскоре оправдал себя.

Через день-два одной из подгрупп удалось получить данные от косаря о подозрительном поведении двух человек в красноармейской форме. На вопрос «откуда они идут» они ответили, указав направление, что из Глинного, хотя Глинное было в противоположной стороне. Военнослужащие предложили косарю закурить и дали ему сигарету, что в условиях военного времени было большой роскошью: наши военнослужащие курили махорку. При появлении на горизонте военной машины они засуетились, заспешили и быстро ушли, непрерывно оглядываясь по сторонам.

По показаниям косаря, на солдатском мешке у одного из красноармейцев было написано чернильным карандашом число 23. Указанное поведение этих «красноармейцев» вызвало серьезные основания подозревать их в возможной причастности к разыскиваемым парашютистам. Важной уликой для их поиска явилась цифра 23 на вещевом мешке. Эта улика стала основной в дальнейших поисках.

Для ясности следует сказать, что на фронте каждый красноармеец, имея вещмешок, надписывал на нем свою фамилию или ставил какую-либо цифру. Это делалось для того, чтобы не перепутать одинаковые внешне вещмешки. Особое внимание было обращено на поиск красноармейца с таким вещмешком в 194-м армейском запасном полку. Такие полки были при каждой армии. Через них проходили тысячи солдат. Одни поступали из тыла по мобилизации, другие из госпиталей после ранения и т. д. Их некоторое время обучали военному делу и потом маршевыми ротами отправляли на передовую, в полни и дивизии.

Так вот, в 194-м запасном полку, входившем в состав 5-й ударной армии, проводилась особо тщательная работа по поиску красноармейца с мешком, на котором было написано число 23. Вскоре в этом полку был обнаружен солдат, на вещмешке которого была указанная цифра. При проверке его красноармейской книжки было установлено, что скрепки сделаны из блестящей нержавеющей стали, на листах нет следов ржавчины. Стали его допрашивать. Он заявил, что находился в военном госпитале в Тамбове, откуда прибыл после осколочного ранения в ногу. Попросили показать следы раны на ноге. Следы от ран действительно были. Задали вопросы: что из себя представляет здание госпиталя в Тамбове, на каком этаже он лежал, номер палаты, имена медсестер и тому подобное. На все вопросы он дал ответы. Запросили Тамбов. Как и ожидалось, данные не подтвердились. Но и после этого «красноармеец» стоял на своем и не признавался, что является агентом-парашютистом.

И только после того как был привезен косарь и проведено опознание, он признался, что является агентом гитлеровской разведки, и дал подробные показания на остальных четырех шпионов. В течение нескольких дней все агенты были задержаны и разоблачены. Один из них, «капитан», успел получить направление в отделе кадров армии в оперативный отдел штаба 32-го стрелкового корпуса. По пути в штаб он был «снят» с кузова грузовой машины. Двое оказались диверсантами и имели задание взорвать важный железнодорожный мост в районе Балты. Они попали в засаду, устроенную возле моста. У агентов были изъяты магнитные мины, оружие, радиопередатчики, большое количество советских денег. Таким образом, за одну неделю была изъята опасная подготовленная группа агентов и диверсантов».