Солдат Пешкин и компания
Шрифт:
Павка к пруду шёл один, если не считать Дозора, бабушкиной собаки. Пёс к нему с первого дня привязался, хотя Павка всячески насмехался над ним и дразнил.
— Какой же это Дозор? — говорил он бабушке.- Дозорами больших пограничных собак называют. А это что? Чучело собачье, да и только! Голова большая, ноги короткие, хвост начисто обрублен. Одно ухо висит, другое — вроде на корточки присело, шерсть короткая, по бокам носа две лохматые бородёнки висят — забыл побриться. Не Дозор, а — позор!
И, зная своё уродство, пёс подхалимом сделался:
Скоро пруд показался. Тишь да гладь, одни тучки купаются. Павка сразу на Серёгино место пошёл. Оно счастливое, у самого берега ива стоит, косы моет. В воде ряска, кувшинки плавают. Где рыбе быть, как не тут?
Павка даже купаться не стал, чтобы воды не тревожить. Разложил своё рыболовное хозяйство, самого жирного червяка наживил и закинул удочку.
Павка человек не суеверный, в колдовство и заговоры не верит, но так ему сегодня нужно хоть одну рыбёшку поймать, что он про себя на всякий случай колдовать стал: «Колдуй, баба, колдуй, дед, колдуй, серенький медведь! Ловись, рыбка, большая и малая!»
А рыба в воде гуляла. Видно, много её тут было. Малёк под самым берегом юлил, сом со дна ил поднимал, молодая рыбёшка резвилась: то и дело выпрыгивала из воды — ныряла в воздух. Плек! Плек! — слышалось то там, то здесь, и над поверхностью, как серебряные ножи, сверкали рыбьи бока. Всё вокруг жило, дышало, шевелилось, и только Павкин поплавок — как мёртвый. Павка трижды червей менял, горох и мух на крючок вешал, поплевать не забывал, а результата — никакого.
Уже Дозор от скуки скулить начал. Повизжит, лапами переберёт, обойдёт вокруг Павки и снова сядет.
Час прошёл, а может, два — неизвестно. На дальнем конце пруда солнце по пояс в воду зашло и всю её в медно-красный цвет перекрасило.
Стоит солнце в воде, по золотому брюху себя похлопывает, а вокруг паровые облачка поднимаются. В кустах зазвенел комар, над водой толкунцы появились, и под берегом лягушки свой разговор начали. Поворчат и прыгнут в воду: плюх, плюх.
Лягушка в воду прыгнет, круги по воде пустит, и закачается поплавок.
«Кажется, клевать начинает!» — заволновался Павка. Раза четыре лесу выдёргивал, но всё впустую.
А лягушки всё громче и громче болтать стали. Сначала одна, потом другая, а там уж и хор подтянет. Трещат, словно дробь по воде рассыпают. На этом берегу затянут — на другом подхватывают.
«Вот ещё, концерт устроили! — рассердился Павка. — Рыба только клевать начала, а они пугают».
— Кыш! Кыш! — закричал он и бросил в ряску кусок земли. Вода хлюпнула, и лягушки замолкли. А через минуту ещё сильнее завели. И не то, чтобы просто кричат — дразнятся! Поплавок закачается, а они хором:
«Крюёт! Крюёт! Ужже! Уж-же!»
Павка лесу выдернет, а они:
«Червяк! Червяк!»
И
«Сожрали! Сожрали!» — кричат лягушки.
Павка рассердился и давай в них камешки бросать. В одну попал, а все остальные, как младенцы, заплакали:
«Увва! Увва!»
«Конечно, так не поймаешь! — соображает Павка.- Такого крика не только рыба испугается… Вон Дозор — и тот под куст залез… Надо сначала всех лягушек разогнать, а уж тогда ловить».
Набрал Павка в карман камней и пошёл вдоль берега. Есть лягушка, нет лягушки — он камень швырнёт. Дозор обрадовался и тоже давай лягушек гонять. Скачет, лает, в воду по грудь заходит. Павка шагов двадцать прошёл, а Дозор уже на том краю пруда лает. Не выдержали лягушки такого натиска — замолчали. Сидят под кувшинками и ворчат.
Вернулся Павка на своё место — смотрит, а там Серёга стоит, на пустые куканы смотрит.
— Ты только пришёл? — спрашивает.
— Да нет! Я уже часа четыре сижу, — признался Павка.
— — Где же твоя рыба?
— Как же! Так ты её и поймаешь, если лягушки кричат. Они всю рыбу мне разогнали,
— Лягушки?! — удивился Серёга, пожал плечами и сел поблизости, на том самом лысом бережке, где вчера Павка зря до обеда просидел.
Хотел Павка ему сказать, что там рыба вовсе не ловиться, да передумал.
Закинул Серёга удочку, швырнул горсть приманки в воду и начал насвистывать:
— Капитан, капитан, подтянитесь…
Павка только открыл рот, чтобы сказать «тише!», а Серёга — дёрг и вытащил окуня.
Тут и у Павки поклёвка началась.
— Погоди, не тяни, пусть лучше возьмёт! — советует Серёга, а сам третью рыбу тащит.
Закинул на четвёртую, воткнул удилище в землю, подошёл к Павке и говорит:
— Да у тебя же рыба на крючке сидит! Тяни!
Павка удилище дёрг, а оно — в дугу.
— За корягу зацепил! — кричит Павка.
— Да нет же! Видишь, леса ходит? Ты осторожно… Это, наверно, сом!
Серёжа выхватил у Павки удилище и давай водить. К берегу, к берегу…
— Отдай удочку! Это я поймал! — запрыгал Павка и выхватил удилище.
— Эх, жаль, сачка не захватил! — сокрушался Серёга.- Мы б его из воды взяли. Сомина, видно, знаменитый…
У Павки сердце прямо выпрыгивает. От волнения голос пропал, руки дрожат. Вот-вот удочку выронит. И вдруг над водой какая-то зелёная морда появилась.
— Сом! — захрипел Павка и выпустил удилище.
Где?
Подбежал Серёга, подхватил удилище и дёрнул. Вода как будто лопнула, и в воздух взлетело что-то круглое, зелёное. Серёга схватился за живот, повалился на землю и давай хохотать.
— Ох и сом! Ох и сом! Ой, не могу! Помогите!
— Так это же простая лягушка! — со слезами в голосе сказал Павка.
— Зато жирная какая! — Серёга отцепил лягушку и зашвырнул её на середину пруда.
— Эх ты, горе-рыболов! Давай-ка я тебе помогу! — сказал он и, наживив червяка, закинул Павкину удочку.