Солдат Сидона
Шрифт:
Солнце поднялось над деревьями. Некоторые люди на палубе уже шевелятся, но большинство спит. Деревья, растущие около реки, высокие и толстые, на них живет множество разноцветных птиц, которые поют с самых высоких веток. Повсюду ходят прекрасные белые цапли, и маленькие птички прыгают в пастях крокодилов. Это прекрасная страна, и ужасная страна, но это не моя страна.
ПОКА я писал, ко мне подошла царица и села рядом. Она говорит, что мы старые друзья. Она красивая женщина, хотя и немного более жесткая, чем те, которые мне нравятся. Ее зовут Биттусилма. Я спросил, как она поранила руку. Она сказал, что, наверно, упала ночью во
Потом, когда другие начали просыпаться и вставать, она рассказала мне о своем родном городе. Он окружен стеной, и эта самая высокая стена в мире. Она рассказала и о том, как Великий Царь завоевал этот город — слишком много и долго все это записывать. Мы скоро поедем туда, и Биттусилма очень счастлива.
33
Моряки и мои солдаты, как и более важные личности, собрались этим утром на шкафуте корабля, который стоит на якоре посреди реки. Я рассказал им то, что я помню о боге реки и как он вернул мне Фалькату. Я рассказал им и о том, что решил найти и выкупить ее. Я сказал, что, если потребуется, я сойду с корабля и за Нубией. Там я найду ее, или умру, пытаясь найти.
Чаниу сказал, что он не может остановить корабль и ждать меня, но готов мне помочь. Мы будем останавливаться в каждом городе и в каждой деревне, чтобы я смог поискать. Капитан объяснил, что он подчиняется приказам Чаниу и не может делать все, что захочет. Более того, его нанял царь; после того, как он предстанет перед сатрапом, он повезет царя и царицу через Великое Море к городам Людей Пурпура, из которых легко добраться до родного города царицы. Но, как только это путешествие закончится, он вернется в Нубию, найдет меня и поможет, если я буду нуждаться в помощи, и отвезет меня домой, или в Сидон или в любое другое место, куда я только захочу.
Сам царь, через царицу, выразил большую дружбу ко мне. Он и его четыре воина помогут мне в поисках во всех местах, через которые мы будем проплывать, и он поможет мне вернуть Фалькату, если мы ее найдем. Он дал мне золота.
Камес сказал, что очень боится возвращаться в Нубию. Он даже не осмелится сойти на берег, пока мы будем там плыть. Но поскольку я поклялся, что останусь в Нубии до тех пор, пока не найду Фалькату, то он пошлет мне помощь из дома своего отца в Уасете.
Принц Насахма пообещал помочь мне всем, чем только может, если боги выберут его, чтобы носить корону; и Сахусет сказал, что будет помогать мне до тех пор, пока я буду оставаться на корабле — он будет искать мой меч при помощи магии и расскажет мне все, что сумеет узнать.
На это Чаниу сказал, сегодня ночью он будет смотреть на звезды и обязательно расскажет мне, если что-нибудь узнает.
Тотмактеф пообещал поговорить с жрецами храма Тота в Напате (где живет царь Нубии), описать меня и то, что я ищу, и попросить их помочь мне. Когда он подготовится, то передаст мне великое благославление этого бога, который, как он говорит, помогает мне писать в свитке. Таким образом я записываю то, что иначе бы забыл. Он сделает это после полдневной трапезы.
При этих словах его ручной павиан зашевелился и посмотрел на меня таким долгим и пронзительным взглядом, что в конце концов я отвел глаза.
(Меня очень удивляет, что никто никогда не говорит об этом павиане и не обращает на него никакого внимания, хотя он очень большой и, наверняка, был бы очень опасным, если бы впал в ярость. Моряки его не дразнят, Тотмактеф не бьет, и женщины совершенно не боятся его. Никто даже не кормит его, и я тоже не обращаю на него внимания, как и все остальные.)
Жена Тотмактефа пообещала, что ради меня поговорит с людьми ее племени. Они часто приходят в города, сказала она, чтобы торговать на рынке. Она расскажет им обо мне и попросит найти Фалькату.
Я должен понимать, сказала Нехт-нефрет, что ее и Мит-сер'у необходимо вернуть в храм Хатхор в Саисе. Капитан с этим согласился. Их не было много месяцев — намного больше, чем требует обычное путешествие по Великой Реке. При этих словах Мит-сер'у сжала мою руку и заплакала; но я знаю, она чувствует то же самое, что и Нехт-нефрет — она сказал это мне перед тем, как мы встретились с остальными. Обе пообещали, что будут помогать мне до тех пор, пока они со мной и обе надеются (Мит-сер'у очень горячо), что я найду меч перед тем, как корабль достигнет границы их страны, которая лежит (как говорит наш капитан) к северу от первого порога.
Мои солдаты обещали помочь в поисках Фалькаты, пока мы находимся на корабле. Они сказали, что знакомы с ней и узнают ее с первого взгляда. Багину говорил за себя, потому что он остался единственным солдатом из Парса, Аахмес — за всех пятерых из народа Мит-сер'у.
Точно так же Азибалль говорил от имени всех моряков. Они тоже будут искать, и их (как он сказал) больше всего на корабле. Я больше верю моим шестерым солдатам, но моряки, надеюсь, докажут, что я ошибался.
Я ПОЛУЧИЛ великое благославление от бога Тотмактефа. Мы пели и очень много молились — эти молитвы я не смог бы записать здесь, даже если бы я собирался совершить настолько безрассудно смелый поступок.
Пока наш корабль стоял на якоре, он и я отправились на лодке в камыши. Эти болота очень опасны, там охотятся речные лошади, змеи и крокодилы. Я думал, что мы останемся в лодке, но нет, мы спрыгнули в реку и пошли вброд; вода доходила нам до колен. Тотмактеф объяснил, что мой свиток сделан из таких же камышей, и пишу я тоже камышовой палочкой. Мои чернила черные, как их пепел, и хорошо липнут к папирусу, потому что содержат их кровь. Те мертвые, в которых боги Кемета не находят пороков, оказываются на Камышовых Полях и ждут новой жизни.
Пока Тотмактеф говорил все это, я заметил, что его павиан последовал за нами, или, возможно, его принесла прекрасноволосая охотница, которая держала его за лапу, пока они шли по верхушкам густых камышей. Она улыбнулась мне и вскоре исчезла, хотя мое сердце страстно устремилось к ней. Теперь, когда обряд закончен, я помню ее лучше, чем любую часть обряда, ее гибкую фигуру, высокие скулы и смеющиеся голубые глаза. Одна ее грудь была обнажена. Платье (* Здесь рассказчик использует слово stola, вместо своего обычного vestis. Стола — женское платье, скрепляемое булавкой на плече; при этом одна грудь оставалась обнаженной. Дж. Вулф) закрывало вторую, если эта вторая вообще была. Из бока она вынула стрелу, окрасившую платье ее собственной кровью. Промыв наконечник стрелы водой, она высушила ее и положила в свой колчан.