Солдат удачи
Шрифт:
Мысль о Горации, о ее пламенеющих волосах и слепящей красоте, заставила Джекдо еще раз взглянуть на мертвого зверя, чей мех горел, словно его любовь. Открытые глаза тигра скорбно смотрели на него. Джекдо склонился над ним, как над человеком, — и тут произошла любопытная вещь. Как это случилось, он не понял, но готов был поклясться, что из глаз убитого тигра на него смотрит Джон Джозеф.
Джекдо в ужасе отпрянул и отвернулся. Но когда он взял себя в руки и взглянул на тигра еще раз, то увидел, что глаза животного уже мирно закрыты. Тогда Джекдо понял, что это значило: за те четыре года, что прошли с момента их последней встречи, Джон Джозеф Уэбб Уэстон умер. Горация стала вдовой.
Джекдо устремил взор на гибельные снежные вершины, через которые пролегал его путь к свободе. Теперь он мог думать лишь о том, как возвращается домой. Возвращается, чтобы забрать Горацию из Саттонского замка и спасти ее от злосчастного проклятия, которое убило ее мужа и теперь ищет способ рассчитаться с ней самой.
Это было невероятно! Несмотря на жаркое лето, Саттон весь был окутан густым туманом. Когда карста, везущая леди Горацию и Иду Энн с железнодорожной станции, свернула у ворот поместья, перед ними повисла сплошная стена тумана. Замок исчез,
— Это знак? — спросила Ида Энн, глядя на сестру глазами, полными ужаса. — Я никогда такого не видела!
Несмотря на то, что Горация была старше и старалась быть более рассудительной, она не смогла сдержать дрожи. Они сидели друг напротив друга, поскольку огромные юбки занимали все сиденье. Горация наклонилась и взяла Иду Энн за руку.
— Уверена, что это ничего не значит, — сказала она. — Когда дни — жаркие, а вечера — холодные, такое случается часто. Смотри, вон уже видны огни дома.
И действительно, сквозь туман они различили огоньки светильников. Но их не покидало странное ощущение, словно замок по собственной воле отрезал себя от всего мира: сестры даже не слышали знакомого стука колес по гравию; замок окутала враждебная и безликая тишина. Мистер Хикс приказал постелить солому, чтобы не беспокоить больную неприятными звуками.
Когда сестры вошли в дом, гнетущая атмосфера еще больше сгустилась. Казалось, туман проник и в Большой Зал. Сестры, даже не сняв шляпки, бросились навстречу отчиму, который ожидал их в библиотеке.
Никогда прежде они не видели его таким измученным, притихшим и грустным. Горация заметила, что его глаза за стеклами пенсне покраснели и слезились. Милый Элджи, он вошел в их жизнь и принес им столько добра, а теперь плакал в замке Саттон в полном одиночестве.
Горация обвила его шею руками.
— Ах, дорогой отец! — она не назвала его «отчимом» и даже не заметила этого. Покойный граф был чудесным — красивый, дерзкий, превосходный собеседник, — но эта добрая душа покорила сердца всей семьи Уолдгрейвов своей неисчерпаемой нежностью.
Несколько мгновений он был не в силах произнести ни слова и лишь сжимал в объятиях Горацию и Иду Энн. Потом произнес:
— Положение очень тяжелое. Доктор Торн говорит, что болезнь может распространиться и на кишечник. Она больше не может есть. Мы должны быть готовы к самому худшему.
Но никакими словами невозможно было подготовить к тому ужасному зрелищу, какое представляла собой сейчас мисс Энн Кинг из Гастингса. Она превратилась в призрак: руки и ноги, худые как палки, зубы, кажущиеся несоразмерно большими на иссохшем лице.
Ида Энн всхлипнула в голос, а Горация подбежала к матери и взяла в свои руки ее исхудавшие до прозрачности пальцы. Графиня открыла глаза.
— Горри! — почти беззвучно прошептала она. — Ты приехала. Я так рада, дорогая моя.
Ида Энн вытерла слезы.
— Я тоже здесь, мама, — сказала она, сделав шаг вперед.
— Мои дочери вернулись домой, — произнесла Энн. — Я снова могу быть счастлива.
Сестры переглянулись, но ничего не сказали. Им так хотелось утешить свою бедную мать, которая уже, очевидно, не в силах была бороться за жизнь.
— Сейчас боли прекратились, — прошептал Элджи у них за спинами. — Сиделка даст ей настойку опия. Я послал за Аннеттой и Арчи… и за Фрэнсис тоже.
— Фрэнсис? — переспросила Ида Энн.
— Так захотела ваша мать. В последнее время Фрэнсис сильно изменилась. Она стала хорошей женой для старого мистера Харкорта… хотя, конечно, очень легкомысленной. Но никаких скандалов.
— До поры до времени, — проворчала Ида Энн, которая за все эти годы так и не смогла простить хорошенькую еврейку, побывавшую замужем за ее братьями.
Но на следующий день, когда из тумана появилась карста Фрэнсис, Ида Энн повела себя достойно: она тепло поцеловала молодую графиню в щеку, взяла ее за руку и повела к постели вдовствующей графини.
Горация, почти всю ночь просидевшая рядом с матерью, грустно посмотрела на свою невестку, одетую в темное платье.
— Дорогая моя, — произнесла она, поднимаясь, чтобы поцеловать ее. — Вы прекрасно выглядите. Как пожинает мистер Харкорт?
— Превосходно, — тихо ответила вдова Уолдгрейв. — По-настоящему чудесно. Я определенно могу порекомендовать вам выйти замуж за пожилого человека, Горация, — она слегка улыбнулась. — Они такие заботливые. Вы еще не думали об этом, дорогая?
Горри покачала головой:
— Оказалось, что после Джона Джозефа очень трудно найти кого-то другого — будь то старик или молодой человек…
Но Фрэнсис уже отвернулась и обняла свою бывшую свекровь, прежде чем ее успели остановить, и не расслышала толком слов Горации, настолько ее поразила перемена, произошедшая во внешности Энн.
Почти весь день она просидела рядом со вдовствующей графиней, что-то нашептывая ей. Наконец, мир был заключен, и старые грустные мысли о жестокой юной карьеристке, которая осмелилась выйти замуж за своего деверя всего через пять месяцев после смерти первого мужа, так пренебрежительно поправ все законы и условности, — все эти мысли навсегда покинули Энн.