Солдат удачи
Шрифт:
Аннетта побледнела, потом снова порозовела и сделала шаг вперед, чтобы присесть в реверансе. Арчи, которого она не видела уже три года, со дня похорон графа, поднес к губам ее руку.
— Леди Аннетта, — сказал он. — Я не имел возможности нанести вам визит до сегодняшнего дня, поскольку после того, как вы потеряли отца, я получил назначение в уланский полк в Бенгалии. Однако я написал графу и вашей матери, чтобы они разрешили посетить вас.
Аннетта залилась краской, и Горации пришлось ответить за нее:
— Что же вы не написали ей? Она уже почти отказалась от мысли, что увидит вас вновь.
Мартовские ветры, дувшие у стен Строберри Хилл в ту ночь, когда Аннетте исполнилось двадцать лет, замерли с приходом апреля, месяца радуг, напоенного сладким запахом ромашек.
Из Парижа прибыл в Англию великолепный венец Иоганн Штраус, чтобы играть на балу в честь дня рождения королевы Виктории в первый год ее царствования. Джон Джозеф отправился в Лондон из Вены: он входил в военный эскорт посланника императора Иосифа. А Джекдо волшебным ароматным майским вечером отпустили из лондонских казарм в Букингемский дворец в качестве официального переводчика для гостей, собравшихся со всех концов света, чтобы преклонить колени перед девятнадцатилетней девушкой, которая теперь правила Англией.
Но ни Джон Джозеф, ни Джекдо не знали, что они, связанные дальним родством и взаимной симпатией, укрепленной узами крови, оба будут присутствовать в этот вечер на торжественном балу, где маэстро Штраус склонится перед миниатюрной королевой, а затем прижмет к подбородку свою чудесную скрипку.
Когда первые нежные звуки скрипичного соло вплелись в радостную мелодию вальса, вся бальная зала притихла. Наконец, королева подняла руку, обтянутую белой перчаткой, и вложила ее в руку лорда Мельбурна, что означало приглашение на танец. Затем раздались аплодисменты, и все галантные джентльмены и леди в пышных платьях присоединились к танцу.
Джекдо, в роскошном алом мундире, но с погруженным в траур сердцем под одинокой золотой медалью, кружился в венском вальсе и не видел, что Джон Джозеф, вальсирующий с графиней Лэмберг, вот-вот столкнется с ним. Так они и встретились через три года разлуки — спина к спине, слегка задыхаясь от танца и не замечая ничего вокруг.
Оба развернулись, чтобы извиниться, и уставились друг на друга, замерев от неожиданности.
— Джекдо? Ты здесь? не могу поверить!
— Джон Джозеф? Невероятно!
Они вспомнили правила хорошего тона и поклонились своим дамам, объяснив (довольно сумбурно), что они — друзья детства, очень давно не виделись, и, встретив друг друга, слегка забылись от волнения.
Когда танцы окончились и гости разошлись из бальной залы, Джон Джозеф и Джекдо отправились на балкон, выходивший в дворцовый сад, где они, наконец, смогли побеседовать спокойно.
— Как это получилось? — спросил Джон Джозеф, предлагая Джекдо сигару и зажигая свою.
— Со мной все очень просто. Меня послали в Канаду, чтобы проникнуть в круг революционеров-фанатиков, которые пытались поднять восстание. Из-за этого восстания Британия могла бы лишиться Канады так же, как американских колоний. Но меня разоблачили, пришлось вернуться в Англию. За все старания мне дали медаль.
Последнюю фразу Джекдо произнес с такой горечью, что Джон Джозеф пристально взглянул на него. В свете факелов, освещавших парк, и в лучах восходящей луны он увидел, как сильно изменился его друг. Он теперь выглядел старше, казался почти изможденным, рот его был крепко сжат, а глаза стали циничными и холодными.
— И?..
— И?
— И что еще? Ты что-то недоговариваешь. Ты выглядишь так, словно побывал в аду. Тебя что, поймали и пытали?
— Нет, я спасся… мне помогли.
— Да?
— Ты хочешь узнать все? Что ж, хорошо. Я встретил женщину, влюбился в нее и попросил ее бежать вместе со мной из Канады. И она согласилась, потому что я не был ей безразличен. Она была дочерью революционера Папино. Когда мы добрались до Ньюфаундленда, чтобы сесть на торговое судно, ее отец убил ее. Я пошел заказывать нам места на корабле, а когда вернулся, то обнаружил ее мертвой в постели. Ее задушили моим поясом.
Он замолчал и глубоко вздохнул.
Джон Джозеф взял друга за руку и произнес:
— Как ужасно. А убийцу поймали?
— Нет, он сбежал, как подлая крыса. Но его наверняка послал ее отец, потому что к груди у нее была приколота записка: «Это за то, что ты снюхалась с врагом. Смерть предателям».
Джон Джозеф покачал головой:
— Не знаю, что и сказать тебе. Джекдо угрюмо посмотрел на него:
— Еще хуже, — если, конечно, это возможно… еще хуже то, что мне кажется, она была той самой женщиной, которую предназначила мне судьба, и кроме нее уже никого не будет.
— Что ты имеешь в виду?
— Я мечтал о ней еще с тех пор, когда был ребенком. Я мечтал о девушке с рыжими волосами. Она несколько раз являлась мне в видениях.
— Забавно… со мной было то же самое, — медленно проговорил Джон Джозеф. — Это прекратилось с тех пор, как я покинул Саттон, но пока я там жил, мне часто снилось, будто я умираю в военной палатке на руках у рыжеволосой женщины.
Джекдо задумался. В мыслях он снова был в Испании, при дворе, где служил переводчиком при королеве-регентше. Он вспоминал, как однажды заснул в кресле, одетый, с бутылкой бренди в руке, и ему приснился сон. Он снова увидел огромную белую скалу и девушку, стоящую на вершине. И еще он вспомнил, как рядом с ней появился мужчина, обнявший ее за плечи, и как Джекдо удивился, увидев, что это Джон Джозеф. Неужели эта таинственная нить связывает их жизни воедино?
— Ничего не понимаю, — произнес он.
В бальной зале снова зазвучал очаровательный вальс, наполняя ночь каплями хрустальных нот.
— Чего ты не понимаешь? — спросил Джон Джозеф.
— Однажды ты приснился мне вместе с этой женщиной. Должно быть, я перепутал. Возможно, Мари не была…
— Не думай об этом больше, — сказал Джон Джозеф. — Вспомни, что говорил тебе отец: копание во всякой мистике не доведет до добра. Пойдем, мы должны выполнять свои обязанности. Я состою в эскорте при австрийском посланнике и должен составлять пару в танцах женам гостей.