Солдат удачи
Шрифт:
— Джекдо! Слава Богу, ты приехал!
Между ними сразу же установилось полное взаимопонимание: с первого же взгляда друг на друга им вспомнились их детская дружба, их давние беседы. Джон Джозеф без малейших колебаний прямо спросил:
— Ты понял, что это за дата?
И Джекдо ответил:
— Да.
— Как же это могло случиться со мной?
— Значит, так тому и быть.
— Что ты имеешь в виду?
— То, что говорю, — Джекдо добрался до верхней ступеньки и встал рядом с другом. — Это случайность, совпадение, ошибка. Ты должен относиться к этому
— Но, Джекдо… мой старый, добрый друг, как же так?.. Это ведь случилось. Меня угораздило выбрать именно этот проклятый день.
— Джон Джозеф, положись на судьбу. Своими мрачными мыслями ты только усугубишь ситуацию.
Капитан наконец улыбнулся:
— Ты прав… как всегда.
— Значит, мы едем в церковь святого Николая?
— Да. Горация ждет нас с гостями у церкви в десять часов.
— Горация? — повторил Джекдо, и в глубине его сверкающих глаз притаилась грусть.
В старой церкви было очень тихо и спокойно. Все благовония, воскурявшиеся здесь на протяжении трех столетий, казалось, слились в единый благостный аромат, возвышавший чувства тех, кто переступал порог Дома Господня. Даже старый дядюшка Уильям (теперь он был графом Уолдгрейв, поскольку Джордж умер, не оставив потомства) только тихо кивал в ответ своим мыслям, а Томас Монингтон настроился на благодушный и веселый лад.
Все были готовы: жених и шафер, одетые с иголочки, подруга невесты с сияющими глазами, почтенный Уильям Пирсон, уже держащий наготове молитвенник. Все ждали только момента, когда прибудет леди Горация Уолдгрейв в сопровождении своего отчима, мистера Хикса.
Величественные низкие звуки органа, придававшие атмосфере особую торжественность, внезапно сменились одинокой, ясной, высокой нотой; ей вторил жизнерадостный перезвон колоколов на колокольне.
— Она здесь, — громко зашептали все.
На ступенях церкви тоже послышались голоса. Викарий спросил: «Пора?» Ида Энн прощебетала: «Ты чудесно выглядишь». Заиграла другая музыка.
Джекдо, безусловно, все знал. Еще не повернув головы, он знал, что судьба свершила неизбежный поворот, и у него за спиной стоит в шелестящем атласе и шелковой фате под фамильной диадемой Горация Уолдгрейв, которую он любил всю жизнь.
Когда он наконец обернулся, то же сделал и Джон Джозеф. Они оба стояли молча и смотрели на невесту, которая медленно шла по проходу, держа за руку отчима и скромно, без всякого выражения, глядела себе под ноги.
Сознавая, что забыл о хороших манерах, Джекдо пошевелился, и Горация, должно быть, почувствовав это, тут же подняла глаза. На краткое мгновение их взгляды встретились, и в них молнией сверкнуло узнавание. Затем Горация решительно перевела взгляд на Джона Джозефа, который теперь стоял лицом к алтарю, развернув плечи и выпятив грудь, как подобает настоящему военному.
Джекдо понял все: понял, что она его знает, но не осознает этого. Понял, что она полна любви к своему жениху и что именно это означали слова дедушки Джейкоба: «Ты найдешь ее и потеряешь все». В конце концов он все-таки нашел свою родную душу, но она предназначалась другому.
В наступившей тишине прозвучали первые слова брачной церемонии. Через несколько минут Джекдо передал Джону Джозефу золотое кольцо, которое должно было связать Горацию Уолдгрейв с его лучшим другом.
Заиграл орган. Веселая мелодия была готова поведать всему миру, что хозяин замка Саттон со своей молодой женой выходит из церкви свежим весенним утром и направляется к замку, который принадлежал его предкам более трех столетий.
Карста с новобрачными промчалась через ворота парка и по деревянному мостику через реку У эй, перегороженному гирляндой из ромашек. В поместье оставалось лишь четверо детей — Джей и еще трое ребятишек из семьи Блэнчарда. И теперь все они стояли у моста, требуя у Горации пошлину за проезд.
Она не заставила малышей долго ждать. Накануне Джон Джозеф предупредил ее, и в ридикюле невесты был припасен большой пакет с конфетами.
— Да благословит вас Бог, хозяйка, — произнес Джей своим забавно-ворчливым голоском. — Да благословит вас Бог, хозяин.
Он неуклюже поклонился, и Джон Джозеф заметил, что на ногах у мальчика была пара не по росту огромных ботинок — возможно, впервые за всю жизнь.
Гирлянду ромашек убрали, и кавалькада карет (их набралась целая дюжина) покатилась дальше, к замку. Когда они въехали во двор, оказалось, что прибыли еще новые гости. Они стояли перед Центральным Входом, выкрикивали приветствия и размахивали платками и шляпами. Горация просто не могла поверить собственным глазам, когда увидела, что среди гостей стоит Фрэнсис, ее невестка, облаченная в траурное одеяние и опирающаяся на руку пожилого джентльмена очень сурового вида, который, судя по возрасту, вполне мог быть ее отцом, но, судя по поведению, испытывал к ней чувства, далекие от отцовских.
Среди гостей была не только вдова Уолдгрейв, но и вторая жена дяди Уильяма — миссис Сара Милуорд из Гастингса; рядом с ней стояла Хелен Уордлоу. При виде Фрэнсис Горация прошептала: «Кажется, в семье Уолдгрейвов скоро появится еще одна невеста».
Джон Джозеф смотрел из окна карсты на старика Блэнчарда, трясущейся рукой машущего новобрачным. И тут он встретился глазами с Кловереллой.
Маленькая колдунья была в темно-красном платье с длинным шлейфом, на плечах ее сверкала золотым шитьем красная шаль, а в темные волосы были вплетены золотые ленты. Он заметил, что Кловерелла что-то держит в руках. Она улыбнулась и подмигнула своей ноше, а потом снова взглянула на Джона Джозефа.
— Добро пожаловать в Саттон! — воскликнула она чистым, звонким голосом. Когда Горация ступила на землю своей изящной ножкой, обутой в атласную туфельку, Кловерелла опустилась перед ней на колени и поцеловала подол ее платья. Потом она достала из кармана флейту и серебряное колечко с зеленым камнем. — Носите его, миледи, — сказала она, — и вы никогда не узнаете горя.
Это был очень странный подарок, но Горация надела колечко на палец рядом с обручальным кольцом, наклонилась, помогла Кловерелле подняться и поцеловала ее в обе щеки.