Солдатами не рождаются
Шрифт:
«Ну что я с самого начала скажу, когда приду туда, к нему в батальон? Поздравлю с тем, что они взяли в плен генерала. А потом? Расскажу, что все узнала, ему, как обещала, и оба его товарища живы и поправляются. Он, конечно, будет рад и поблагодарит. А потом? И что это за глупая привычка обо всем думать заранее!» – выругала она себя и вдруг спросила Левашова:
– Как считаете, здесь, у нас в армии, завтра еще будут бои? – спросила, подумав не об армии, а о Синцове, потому что уже несколько дней боялась за его жизнь больше, чем за свою
– Откровенно говоря, мечтаю, чтоб фрицы сдались, – сказал Левашов. – Видом их смерти, как говорится, насытили свою душу. Я лично, по крайней мере. И нам пора помыться, погреться, привести себя в людской вид. Если и теперь, после всего, не увидим белого флага, солдаты сами себя не пощадят, а фрицев в порошок сотрут. Надоело! Хорошо бы, сразу сдались, – еще раз повторил он. – Только знаете, чего боюсь?
– Чего?
– Тишины. Почему-то думаю: наступит тишина, и спать не смогу. Как на это медицина смотрит?
– Не думала об этом. Я хуже всего в своей жизни спала, когда меня от партизан в город на связь послали. В партизанах – привыкла к оружию. А тут, особенно первое время, из головы не выходило, что фашисты могут в любую ночь прийти, а я – безоружная. Чувствовала себя как голая.
– Каждый по-своему с ума сходит. – Левашов вспомнил о жене и вздохнул.
– Вот мы и дошли. Зайдете погреться или сразу дать вам Феоктистова?
– Если можно, сразу.
Когда Таня пришла, Синцов спал.
В большом подвале большого и когда-то, наверное, высокого дома, куда ее привел ординарец Левашова, длинный, как коломенская верста, Феоктистов, она увидела сидевшего за столом у телефона лейтенанта. Когда она вошла, лейтенант быстро встал и пошел навстречу. Он оказался очень маленьким, но строгим, – сразу спросил:
– К кому прибыли?
Она объяснила, что хочет видеть капитана Синцова. Но он так сердито сказал, что капитан Синцов спит, словно не дал бы разбудить своего комбата, явись тут хоть сам генерал!
– А как вы думаете, скоро он проснется?
Строгий маленький лейтенант даже не стал отвечать на это, а спросил, по какому она вопросу. Может быть, он, как начальник штаба батальона, может заменить капитана?
Улыбнувшись его суровости, Таня сказала, что нет, он не может заменить капитана, – она по личному вопросу.
– Тогда садитесь, ждите, – строго проговорил маленький лейтенант. – Раньше чем через два часа все равно не разбужу.
– Правильно. – Таня села. – Как ваша фамилия, товарищ лейтенант?
– Ильин, Николай Петрович. – Он поколебался и добавил: – Можно – Николай.
Но она не воспользовалась разрешением.
– Я посижу, товарищ лейтенант, если не помешаю, конечно.
Он долго смотрел на нее и вдруг улыбнулся.
– Чему улыбаетесь?
– Сам не знаю. Наверно, давно женщин не видел.
– А я у вас уже была в батальоне, пять дней назад. Но вы тогда спали, – вспомнила Таня ту ночь и накрытую полушубком маленькую
Ильин посмотрел на нее внимательно, словно что-то сообразил, и позвал:
– Иван Авдеич!..
Откуда-то сбоку, из-за плащ-палатки, вышел Авдеич, спросонок прилаживая на голове ушанку, хмуро покосился на Таню и мягко, по-стариковски приставил валенок к валенку.
– Здравия желаю, товарищ военврач третьего ранга!
– Здравствуйте!
Таня была очень рада увидеть его, потому что он и тогда, когда Синцов отправил его дежурить вместе с ней в госпитале, сначала был такой же заспанный и со сна сердитый. А потом оказался самым добрым человеком, и все у него нашлось: и теплый чай во фляжке, и пшенный концентрат в котелке, и махорка. И главное, он настоял в ту ночь, чтобы она поспала. Смешно было чувствовать себя старшей по званию рядом с этим стариком солдатом. Настоял: «Спи!» И она послушалась и проспала целых четыре часа, как у Христа за пазухой.
По взгляду, которым обменялись теперь маленький лейтенант и Авдеич, Таня почувствовала, что о ней тут не раз говорили, неизвестно только – хорошее или плохое.
– Крепко спит капитан?
– Как убитый. То всегда руки под голову ложит, а тут лег ничком – и как нет его! Будить?
Ильин посмотрел на Таню. И она поняла, что, несмотря на всю свою строгость вначале, если она сейчас скажет: «Разбудите», – он не одобрит, но разбудит. Но ей, наоборот, хотелось, чтобы он одобрил ее, а главное, стало по-матерински жаль Синцова, когда Авдеич сказал, что он спит не как всегда, а ничком.
– Не надо будить. Я сама устала, спать хочу. Где-нибудь тоже прилягу у вас пока. Если можно.
– Мы бы вам его разбудили, – теперь, после ее слов, Ильин смягчился и счел возможным объяснить, почему не хотел будить капитана, – да уж больно он устал. Прошлую ночь не спал: в операцию ходил, генерал-майора Инсфельда, командира двадцать седьмой пехотной дивизии, в плен взял.
– Я слышала. Как раз с этим и хотела его поздравить.
– Ну и правильно. Действительно, есть с чем поздравить… А потом в полк доставлял, а потом в штаб армии повез. А когда вернулся, с разведчиками пообедал. Двое суток глаз не сомкнул. А спать человеку все же надо. – Ильин улыбнулся. – Неужели мы когда-нибудь опять будем спать, как до войны? Я позавчера ночью заснул у телефона, и знаете, чего мне приснилось? Что сплю, и никто меня не будит…
Таня рассмеялась:
– Теперь скоро все сразу выспимся.
– Похоже на то, – сказал Ильин. – На завтра приказа о наступлении пока не отдано. – И спросил Авдеича: – Где военврача отдохнуть устроим?
– Можно у капитана. Завалишина в полк вызвали, вряд ли скоро вернется.
– Ну что ж, устройте там. Капитан у нас тихо спит, не потревожит вас. – Ильин усмехнулся. – А я, как говорится, в чем душа держится, а когда сплю, стекла в хате дрожат. Может, покушать хотите?
– Нет, спасибо.