Солдатский долг. Воспоминания генерала вермахта о войне на западе и востоке Европы. 1939–1945
Шрифт:
Все мои ощущения, испытанные тогда, ежедневно усиливали мое мнение относительно начатой против России войны: это была безумная кампания, у которой не могло быть удачного исхода. На заднем плане стояла по-прежнему недоступная Англия, усиливавшая свою армию и даже начавшая в этот момент активные боевые действия в Северной Африке; но, главное, там были США, которые направили свою огромную экономическую мощь на создание военной промышленности. Наше наступление на Востоке начинало пробуксовывать, наталкиваясь на удивительное количество свежих дивизий противника, и скоро остановилось. А ведь наше руководство уже давно объявило, что от русских вооруженных сил осталось несколько соединений, да и те скоро будут разгромлены. Я смотрел на карту и убеждался, что, хотя нами были оккупированы значительные русские территории, у нас просто не хватало людей, чтобы их контролировать, и еще большие русские территории оставались свободными,
Глава 5. Севастополь
Зимнее наступление
Использовав остатки своих войск в Крыму, противнику удалось усилить оборонительные линии крепости и таким образом превзойти прежние оборонительные возможности. Внутри большого полукольца укреплений вокруг собственно крепости, с севера на юг вдоль бухты Северной, были вырыты траншеи, увеличившие оборонительный потенциал Севастополя. Наш полк сражался бок о бок с 65-м и 47-м полками, вместе с которыми входил в 22-ю дивизию в составе 11-й армии генерала фон Манштейна. В течение всей войны наше сотрудничество с этими двумя полками было очень продуктивным, и, если порой между нами возникали разногласия, они всегда сохраняли объективный характер. Приданный нам артиллерийский полк создал себе некоторую репутацию еще в мирное время благодаря лихости его офицеров и их страсти к лошадям. Командир его не менялся с Голландской кампании, и эта стабильность была особенно выигрышным козырем.
Отношения с командирами нашей дивизии, генералами фон Шпонеком и сменившим его в октябре Вольфом, были сердечными и доверительными. Фронтовики Первой мировой войны, великолепные знатоки тактики, они любили спрашивать мнение командиров полков, с лучшей стороны проявивших себя на поле боя. Так можно было согласовывать свои приказы с их видением ситуации. В целом это были люди необыкновенно симпатичные, без каких-либо личных амбиций, проявлявшие большое понимание к нуждам не знавших отдыха войск, от которых требовали больше, чем они могли сделать. Позднее, когда я сам командовал дивизиями, я старался устанавливать как можно более тесные отношения с командирами входивших в дивизию частей.
Я убедился, что мой штаб ежедневно, даже ежечасно, осознавая свою задачу, готов всю свою жизнь посвятить сражающимся на передовой солдатам. Я не переставал повторять работникам штаба, что только это оправдывает их более легкую и гораздо менее опасную жизнь.
Многочисленные германские дивизии, усиленные румынскими соединениями, обложили крепость и ее окрестности. Наша дивизия была включена в группу войск, наступавших на Севастополь с севера. Перед нами расстилалась зажатая скалами долина реки Бельбек. Наш полк, поставленный на левом фланге дивизии, получил трудную задачу: подготовить атаку в западном (а затем в юго-западном) направлении. Он должен был действовать на севере и юге долины, разрезая силы русских здесь надвое. 13 ноября мы заняли позиции в нашем секторе. Вплоть до начала собственно наступления, назначенного на 17 декабря, неприятельский огонь и климат делали нашу жизнь весьма тяжелой.
Сначала к нам каждый день приходили сдаваться русские дезертиры, пережившие разгром их армии в степном Крыму, что, определенно, ослабляло противника. Постепенно морем в Севастополь стали прибывать свежие силы противника, а с нашей стороны началась инженерная война против крепости. Были установлены электрические приборы для прослушивания и громкоговорители для вещания на противника. Результатом их работы стало то, что русские солдаты снова начали сдаваться в плен. Наконец, вражеские батальоны бросились в атаку с очевидной целью показать свою силу и испытать боевые качества своих войск. Всякий раз их отбивали с тяжелыми для них потерями. В большинстве случаев эти атаки останавливались перед нашими аванпостами массированным огнем нашей артиллерии, защищавшей нашу пехоту. Взаимодействие между родами войск заметно улучшилось, но тот факт, что штурм постоянно откладывался, сильно действовал нам на нервы. Севастополь должен быть взят, и мы не хотели давать противнику передышку. Но Верховное командование имело самые серьезные основания для бесконечных отсрочек штурма: мы испытывали нехватку боеприпасов, людей и техники.
Пока шла подготовка, нас посетила миссия болгарского Генштаба; входившие в нее офицеры нам очень понравились своим хорошим понимающим характером. Я сделал для них краткий доклад о наших боях в России. Через несколько дней приехала делегация немецких журналистов, и мне поручили выступить перед ними на ту же тему. Но по приказу моих начальников, а также из-за раздражения, вызывавшегося во мне той легкостью, с которой эти господа смотрели на войну, я изложил им факты в истинном виде и без прикрас описал сложившуюся ситуацию. Я не стал скрывать своих сомнений относительно нашей возможности оккупировать и надолго удержать уже завоеванные нами русские территории с теми незначительными людскими ресурсами, которыми мы располагали. Я назвал им потери нашего полка, и эти цифры были красноречивее пропаганды, без устали уверявшей немецкий народ, будто русские полностью разбиты и практически уничтожены.
8 декабря мы узнали об атаке японцев 7 декабря на Пёрл-Харбор. Давно уже было ясно – и нам, фронтовикам, в первую очередь, – что закон о ленд-лизе превращал США в потенциального врага рейха. Когда 11 декабря до нас дошло известие об объявлении Гитлером войны США, обусловленном союзным договором с Японией, у нас появилась надежда на то, что японская атака и вступление Японии в войну дадут нам некоторую отсрочку.
Тем временем артиллерия завершила подготовительные работы по установке орудий. На бесчисленных совещаниях были с величайшей скрупулезностью разработаны все тактические действия. 17 декабря армия перешла в наступление, которому предшествовала очень интенсивная артподготовка. Наш полк должен был действовать на севере и юге Бельбекской долины, протянувшейся в западном направлении к морю. По дну долины предстояло наступать инженерно-саперному батальону нашей дивизии, который подчинили мне.
Успехи, достигнутые в первые часы, были значительными, но и потери оказались тяжелыми и болезненными. Противник, чей боевой дух заметно поднялся за последние недели, ожидал нашего штурма. Особенно тяжело было брать высоты на севере Бельбекской долины, прорезанные с севера на юг поперечными ущельями и мелкими ручьями. Бои в них, иногда успешные для нас, нередко не давали решающего результата. На юге долины наш 2-й батальон дошел до селения Камышлы. На следующий день была предпринята новая атака. Кажется почти невероятным, что батальон, несмотря на ограниченность имевшихся у него средств, все же сумел овладеть позициями противника. После шести дней боев, шедших с переменным успехом, полк вышел на идущее с севера на юг шоссе. Русские, боясь попасть в окружение, отвели свои войска из северного сектора долины. В помощь 2-му батальону был придан инженерно-саперный батальон, и эпицентр атаки сместился влево. Русские отчаянно сопротивлялись и в какой-то момент потеснили нас. Рождественскую ночь мы бодрствовали, вспоминая наших павших товарищей. Бои предыдущих дней нанесли полку огромные потери, роты сократились до горсток людей. К нам приехал командующий. Он взволнованно поблагодарил солдат за проявленную храбрость. Я имел бурный разговор со своим начальником, которому с энергией отчаяния доказывал необходимость сменить наш полк.
За исключением немногочисленных бойцов, остававшихся в строю, личный состав был почти полностью истреблен, однако, прекратив атаку, мы лишь сыграли бы на руку противнику. Заметки, сделанные в тот момент моими более молодыми товарищами, практически дословно воспроизводят наши тогдашние разговоры. Они показывают всю степень нашего отчаяния при виде того, как тает наш полк, в то время, когда мы не имели иного выбора, кроме как продолжать выполнять полученный приказ.
И при всем том мы были твердо убеждены, что один полк полного состава, лучше подготовленный и с более высоким духом, чем наш, мог бы развернуться на территории, с таким трудом завоеванной нами в предшествующие дни, чтобы совершить решительный прорыв до Северной бухты [36] .
36
Помимо 22-й пехотной дивизии, где действовал полк автора, юго-восточнее от нее к Северной бухте рвались 73-я и 132-я пехотные дивизии. (Примеч. ред.)
Но все эти рассуждения были бесплодны, поскольку в помощь нам командование смогло выделить лишь незначительные силы артиллерии. 26 декабря, в жуткий холод, мы целый день вели оборонительные бои, а на следующий день перешли в атаку. Полк вклинился в оборону противника, но его фланг попал под огонь неприятеля. Пришлось остановиться на достигнутом рубеже, напротив одного из самых сильных фортов, того, что носил имя Сталина. 29-го числа русские предприняли против нас атаку танками, которые были остановлены нашими средствами противотанковой обороны. На нашем левом фланге соседняя дивизия немного подалась назад, но 31 декабря ударная группа сумела продвинуться до проволочных заграждений форта «Сталин».