Солдатский долг. Воспоминания генерала вермахта о войне на западе и востоке Европы. 1939–1945
Шрифт:
Солдаты уже стояли перед противником, когда мы получили от командующего приказ, заставивший нас вздрогнуть. Мы должны были прекратить атаку и отойти на север Бельбекской долины. Все дивизии отводились назад, потому что противник высадился в Феодосии и Евпатории (а также Керчи), и следовало выделить войска для отражения десанта и продолжить зачистку и оккупацию Крыма. Этот безжалостный приказ вынуждал нас оставить находившуюся в каких-то 70 метрах от самого важного укрепления позицию, завоеванную нами с таким героизмом, ценой стольких потерь. Нам приходилось отойти почти на исходные позиции, откуда мы начинали свою атаку.
Наши солдаты молча согласились с этим решением, которое невозможно было изменить. Под прикрытием артиллерии, уставшие, подавленные, поколебленные в своей вере в командование, однако исполнительные, они оставили сектор, который захватывали метр за метром на протяжении последних полутора месяцев. 17 декабря
Вокруг осажденной крепости
Нас осталось мало, и тем большего восхищения заслуживают те, кто составили теперь ядро нового полка. Оборонительные бои спаяли часть, и через полгода эти люди дадут свой последний и победный бой в Севастополе.
В следующие месяцы защиту наших позиций обеспечивала артиллерия. На следующий же день после нашего отхода она снова была на позициях. Я сам наблюдал в перископ, как русские осторожно продвигались по оставленной нами территории, удивляясь, что так легко ее вернули.
Думаю, я был не вправе требовать от моих изнуренных людей немедленно вернуться на позиции, которые даже не существовали. В конце концов оборону я поручил подошедшим подкреплениям, предоставив командование их офицерам. Остатки полка были отведены для отдыха на 10 километров от фронта. В татарской деревушке люди получили возможность залечить физические и душевные раны, нанесенные прошедшими неделями. Командование принял самый старший командир батальона. Сам я, потеряв за время наступления 20 килограммов, выбил себе четырехнедельный отпуск в Германии.
Теперь начиналось тяжелое сражение с природой, поскольку следовало вырубить в каменистом грунте траншеи, установить проволочные заграждения, оборудовать артиллерийские позиции и подземные убежища. Ледяной ветер еще больше усложнял жизнь наших людей, и тем не менее наша судьба на диких высотах Бельбека была лучше участи наших товарищей из групп армий «Центр», «Север» и «Юг», сражавшихся на Восточном фронте севернее. Москва, Тихвин, Таганрог – вот вехи, о которых нельзя промолчать.
Здесь, на Восточном фронте, солдат, стремительно шедший вперед, стал проявлять признаки усталости. Вот уже некоторое время, хотя лишь в своем узком кругу, мы высказывали свои сомнения. В первую очередь мы выражали недовольство завышенной оценкой роли технических родов войск. Своим следствием это имело некоторое пренебрежение к пехоте, хотя, выполняя самые тяжелые задачи, она заслуживала лучшего к себе отношения. Ей выделялось недостаточно боевых средств и, главное, людей, необходимых для поддержания в ротах боевого духа. Все реже и реже видели мы людей того типа, из которого выходили командиры подразделений автоматчиков и ударных групп. Мы открыто говорили о недостаточном количестве таких подразделений, поскольку в основном пехота по-прежнему была во ору жена винтовкой образца 1898 года [37] . Негибкая внутренняя организация полков также указывала на то, что Верховное командование не оценивало пехотинца так, как он того заслуживал. В начале войны ротой командовал капитан – человек уже не молодой, получивший первоклассную подготовку, прирожденный лидер. Теперь, после крупных потерь в офицерском составе, ею, как правило, командовал молоденький лейтенант, прежде командовавший лишь взводом, еще не совсем сформировавшийся как личность, из-за чего он не мог иметь достаточного авторитета в глазах своих подчиненных. И часто бывало так, что ему не удавалось выполнить поставленную задачу.
37
Точнее, 7,92-мм карабином Маузера обр. 1898 г.
Из всего этого мы сделали выводы и в ходе подготовки к решительному штурму Севастополя реорганизовали наш полк. Численность личного состава рот была доведена до 75 человек. Посоветовавшись с заместителями командиров батальонов, мы отобрали по два человека в каждом взводе в качестве кандидатов на должность заместителей командиров отделений, прибывших из тыла на пополнение. Также мы старались хотя бы частично компенсировать недостаток квалификации у офицеров, давая им усиленную подготовку. Наши люди каждый день упражнялись в стрельбе боевыми патронами, что намного безопаснее, чем учиться этому на фронте; это давало им уверенность в себе под огнем и помогало свыкнуться с их оружием.
Кроме того, мы сформировали четвертый батальон. Он гарантировал нам возможность менять подразделения в будущих тяжелых боях и затыкать бреши, образовывающиеся в рядах других батальонов. Раз в десять дней подразделения отводились в тыл и рассредоточивались по базам, где специалисты обучали солдат различным формам боя. С целью поддержания корпоративного духа устраивались ротные праздники, поощрялись встречи между офицерами и унтер-офицерами. Также мы приглашали лекторов, потому что мозг тоже требовал развлечений.
Резервы готовились на специальных сборных пунктах лучшими офицерами и унтер-офицерами. Со многих точек зрения эта мера оказалась очень удачной. Я всегда старался оставлять как можно меньше людей на оборонительных позициях, где они скучали и тупели. Я предпочитал держать их под рукой на опорных пунктах, расположенных в глубине обороны, где они могли восстановить силы, снять нервное напряжение, отдохнуть физически и морально.
Сначала мы сосредоточили все внимание на подготовке рядового бойца и, пользуясь накопленным за прошедшие годы опытом, учили его всему, что могло помочь ему выжить. Но скоро мы занялись и подготовкой командиров рот. В просторных подземных помещениях мы проводили обучение на сделанных из песка макетах местности, которую нам еще предстояло завоевать. Также у нас были прекрасные аэрофотоснимки, сделанные с самолетов.
Отступив, полк удержал узкую полоску земли в неприятельском секторе южнее Бельбекской долины и северо-западнее Камышлы. Эта позиция должна была стать трамплином для нового наступления. Мы видели в ее наличии серьезное преимущество, и дальнейшее развитие событий подтвердило наше мнение.
План атаки был разработан со времени зимнего наступления. Мы планировали снова наступать на форт «Сталин» через Бельбекскую долину по широкой дороге, идущей с севера на юг. Атака должна была вестись с помощью опорных пунктов, которые мы устраивали бы впереди, вгрызаясь в глубокую оборону противника, создавшего там бесчисленное количество укрепленных огневых точек. Нам придали артиллерию среднего, крупного и особо крупного калибров, а также орудия с повышенной дальностью стрельбы: тяжелая 305-мм гаубица «Шкода» (стрелявшая снарядами весом 287 или 382 кг на дальность 11 300 или 9600 м) и орудия на железнодорожном ходу [38] . План наступления пехоты был тщательно разработан во всех деталях. План действия артиллерии был выработан при участии лучших артиллеристов германской армии.
38
По Севастополю, в частности, стреляла 800-мм пушка «Дора» – снарядами для разрушения фортификационных сооружений весом 7100 кг и фугасными снарядами весом 4800 кг. (Примеч. ред.)
В этот период всякий раз, когда я обращался к обучению моих людей или к урокам тактики на макете и к совещаниям по использованию артиллерии, меня охватывало чувство глубокой подавленности. Я все время внушал уверенность людям, за чьи жизни нес ответственность, но их будущая участь вызывала у меня нехорошие предчувствия. Конечно, я знал, что мы, офицеры, смогли обучить свой полк, выковать из него боевое орудие, которое нас не подведет и с которым мы достигнем поставленной цели. Я не имел контактов с другими полками нашей дивизии и соседней, но у меня не было оснований сомневаться в том, что и они делали все возможное и невозможное для успеха предстоявшего наступления. И тем не менее я не видел ничего разумного в этом масштабном замысле. Ну, одержим мы еще одну крупную победу. Возьмем мощную крепость, выиграем сражение, но не войну, и путь наш будет усеян крестами на могилах наших солдат. И этот горький вывод, к которому я пришел, не давал мне отныне покоя. Однако, несмотря на эти размышления, у меня ни на мгновение не возникала мысль обмануть доверие моих людей ко мне и бросить их накануне тяжелого испытания. Я никогда не жалел об этом своем решении и не жалею о нем сегодня, когда мне известны ужасы проигранной войны. И если бы я снова оказался перед тем же выбором, я бы поступил бы так же, как поступил.
Летнее наступление
7 июня 1942 года наши дивизии вышли на рубеж атаки на Севастополь. В 1.45 в дело вступила вся артиллерия, ее огонь достиг максимальной силы в 3.50. Авиация совершила массированный налет, в то время как пехота, находившаяся в прекрасной физической и психологической форме, бросилась на противника. Судьба операции решилась в первый час. За две предшествующие ночи были обезврежены установленные противником мины, что открывало путь на высоты. Однако взять русские позиции было очень трудно. На поросшей кустарником местности было сложно сохранять сплоченность подразделений и управление даже самыми небольшими из них. Пехотинцу приходилось драться за каждый метр; он атаковал, отражал контратаки и ежечасно подвергал испытанию свою волю к победе. Мы глубоко вклинились во вражеские позиции, но никогда еще нам не доводилось иметь дела с таким упорным неприятелем, столь стойким под огнем такой интенсивности. Каждый окоп приходилось брать, забрасывая его минами, дымовыми шашками и гранатами.