Солдаты и конвенции. Как воевать по правилам
Шрифт:
Вообще, всё это Распоряжение можно назвать Антиженевской конвенцией. Все буквально пункты этого немецкого документа требуют от солдат поступать не так, как требует конвенция, а точно наоборот.
Малейшие признаки неповиновения должны пресекаться оружием. Причем, Гитлер требует строго наказывать солдат, которые недостаточно энергично применяют оружие против пленных. Обратите внимание на такую фразу «Применение оружия по отношению к советским военнопленным, как правило, считается правомерным». Т. е. только потому, что ты русский пленный, в тебя уже можно стрелять.
Распоряжение делит всех пленных на политически нежелательных, политически безопасных
А как же Женевская конвенция, спросите вы. А никак. Гитлер росчерком пера лишил советских пленных права на защиту конвенции. Лишил потому, что они защищают социализм.
Ну как обращались с теми пленными, которые не были расстреляны в первый же день или не были привлечены к использованию для нужд Германии, ответ дает «Отчет о лагере для военнопленных в Минске» от 10 июля 1941. Я его поместил следом за Распоряжением в Приложении 6.
Но, быть может, несколько позднее под воздействием возмущенной мировой общественности (что-то я немного встречал в иностранной прессе тех лет газетных статей с осуждением поведения немцев в СССР, хотя наш МИД регулярно рассылал во все страны мира вопиющие сообщения) немцы смягчили свое отношение к пленным? Отнюдь. Вот перед нами Директива ОКВ № 389/42. Датирована мартом 42. Требования те же. Правда, деление тут не на три, а на четыре категории. Все офицеры выделены в категорию, стоящую между политически неблагонадежными и политически неопасными.
Приказ о комиссарах
Прежде чем познакомить читателя с двумя директивными документами вермахта относительно правил обращения с советскими политработниками, захваченными в плен, хотелось бы сказать несколько слов.
Прежде всего, речь здесь будет идти о двух документах (оба документа см. в Приложении 7), которые в историческом обороте часто, к сожалению, смешивают между собой, в результате чего возникает некоторая путаница. Читатели, встречая цитаты из пресловутого приказа о комиссарах и имея на руках русский перевод того или иного документа, часто не находят в нем соответствующих мест, не зная, что цитата взята из другого документа. В результате появляется недоверие к тому, что пишется в российских (советских) исторических источниках.
Стоит отметить, что и немецкие мемуаристы не слишком много придают значения тому, что сказано в одном и что сказано в другом документе, тем более, что второй был издан в развитие и на основании первого.
Однако, следует быть точным в таких вещах. К сожалению, автор не располагает этими документами на немецком языке и вынужден пользоваться вторичными источниками в их переводе на русский язык, исправляя при этом неточности перевода (не затрагивая сам смысл текста).
Итак, два документа. Заметим, что оба изданы еще до начала войны.
1. Заметки для доклада Главной Ставки фюрера от 12 мая 1941 года «Обращение с захваченными в плен политическими и военными русскими руководящими работниками».
2. Директива OKW № 44822/41 от 6 июня 1941 года «Указания об обращении с политическими комиссарами».
Эти два документа стоит рассматривать в увязке с еще одним документом, а именно Распоряжением Ставки Верховного Главнокомандующего от 13 мая 1941 года «О военной подсудности в районе «Барбаросса». Но этот документ мы рассмотрим ниже.
Эти документы настолько одиозны и показывают
Вот что пишет генерал-фельдмаршал Эрих фон Манштейн в своих мемуарах:
За несколько дней до начала наступления мы получили приказ ОКВ, который позже стал известен под названием «приказа о комиссарах». Суть его заключалась в том, что в нем предписывался немедленный расстрел всех попавших в плен политических комиссаров Красной Армии – носителей большевистской идеологии.
С точки зрения международного права политические комиссары вряд ли могли пользоваться привилегиями, распространяющимися на военнослужащих. Они, конечно, не были солдатами. Я вряд ли стал бы рассматривать как солдата, например, гауляйтера, приставленного ко мне в качестве политического надзирателя. Но равным образом нельзя было причислить этих комиссаров к не участвующим в бою, как, например, медицинский персонал, военных священников или корреспондентов. Напротив, не будучи солдатами, они были фанатическими борцами, а именно, борцами, деятельность которых по традиционным военным понятиям могла лишь считаться нелегальной. В их задачу входило не только осуществлять политический контроль над командирами, но и придать войне самый жестокий характер, который полностью противоречил прежнему пониманию ведения войны. Комиссары были как раз теми людьми, которые в первую очередь ввели те методы ведения войны и обращения с пленными, которые находились в явном противоречии с положениями Гаагской конвенции о ведении сухопутной войны.
Но какого бы мнения мы ни придерживались относительно статуса комиссаров с точки зрения международного права; их расстрел после взятия в плен в бою противоречил всяким представлениям о солдатской морали. Такой приказ, как приказ о комиссарах, по своему существу противоречил ей. Выполнение этого приказа угрожало не только чести войск, но и их моральному духу.
Я был поэтому вынужден доложить моему начальнику, что в моих войсках этот приказ не будет выполняться. Я действовал при этом с согласия командиров частей и в своем корпусе так и поступал. Впрочем, естественно, мои начальники были полностью согласны с моим мнением….
… Когда я принял командование 11 – й армией, выяснилось, что мое мнение разделялось почти во всех соединениях сухопутных сил. Ив 11-й армии приказ о комиссарах не выполнялся. Небольшое число комиссаров, которые, несмотря на это, были расстреляны, не были взяты в плен в бою, а схвачены в тылу как руководители или организаторы партизан. С ними обращались поэтому согласно военному праву…
Любопытны оправдания Манштейна. Война еще не началась (приказ датирован 6 июня), но уже имеется приказ расстреливать. Комиссары Красной Армии еще никак не проявили себя «теми людьми, которые в первую очередь ввели те методы ведения войны и обращения с пленными, которые находились в явном противоречии с положениями Гаагской конвенции о ведении сухопутной войны», а Манштейн задним числом оправдывает расстрелы политработников. Т. е. инкриминируемое комиссарам преступление еще не совершено, а смертный приговор им уже подписан.