Солдаты порядка (сборник)
Шрифт:
Внимательно вслушиваюсь, вглядываюсь. Он или не он? Стараюсь направить его рассказ в нужное русло. Живет в Катуаре, работает на заводе, увлекается самодеятельностью, пытался даже поступить в цирковое училище. С гордостью вспомнил, как в составе коллектива заводской художественной самодеятельности выступал по телевидению.
Одно совпадение за другим. А я не чувствую облегчения. Почему так охотно Федя рассказывает о себе? Почему спокоен? Не может же быть, чтобы он не догадывался, что его подозревают в тяжком преступлении? Если он совершил преступление — должен насторожиться
— Кстати, в телевизорах вы разбираетесь? — неожиданно задаю вопрос.
— Чего нет, того нет. Никогда не занимался.
Неужто эта нехитрая уловка разгадана матерым преступником и он ведет тонкую, до мелочей рассчитанную игру?
Разговор переходит на случай в Катуаре.
— Слышал. Но толком ничего не знаю. В тот день я ездил в Москву, ходил по магазинам, потом гулял в парке культуры имени Горького. Вернулся с последней электричкой. С девчонкой той я не знаком, говорят, она нездешняя.
Следовательно, свою причастность к преступлению Федор отрицает. Но столько совпадений…
Как поступить? Если он преступник, его нужно немедленно водворить в камеру. А если цепь улик против Федора действительно роковое стечение обстоятельств и парень невиновен? Какую душевную травму получит молодой человек, проведя хотя бы ночь за решеткой! И поверит ли он потом в добро и справедливость…
Выход? Каков же выход? Слишком велик риск оставить этого человека на свободе. Как будет расценен такой промах на службе… Несколько часов длилась беседа. Разговор сменялся минутами раздумий. Тяжелыми и мучительными минутами. Пока Федя выходил в коридор курить, я спрашивала и спрашивала себя: «Он или не он?»
Единственным человеком, который мог бы твердо ответить, была Таня. Но она прикована к больничной койке, и опознание, как того требует закон, в сложившейся обстановке невозможно. Чтобы провести опознание по фотографиям, требовалось время.
Час был уже поздний. Что-то подсказывало: не тот перед тобой Федя, не тот! Рискну.
— Вы свободны. Прошу вас в течение нескольких дней не уезжать из дому. — И с горечью подумала: «Так он и послушает меня, если виноват».
На оперативном совещании у начальника доложила о проделанной работе, поделилась и сомнениями.
Заместитель начальника по оперативной работе предложил отобрать в паспортном столе фотоснимки молодых людей лет до тридцати, проживающих на территории Икшанского отделения милиции, и показать потерпевшей.
В создавшейся ситуации это был, пожалуй, единственный выход. Надежды на успех, правда, прибавилось немного. Не обязательно же Федя должен жить именно здесь.
Когда я получила от паспортиста объемистую пачку фотографий, то пришла в ужас. Где уж больной Тане найти силы все пересмотреть! И здоровый устанет. Даже если будет там Федя, она может пропустить.
В больнице попросила Таню внимательно просмотреть снимки и отложить те, которые хоть немного походили на Федю. Тонкими восковыми пальчиками стала она перебирать этот ворох. Не спеша рассматривала она фотографии, некоторые откладывала в сторону. В руках у девушки карточка Феди, с которым я вчера беседовала в милиции. Перехватило дыхание. Таня равнодушно отложила фото в большую груду. Не он! Значит, я не ошиблась, не обидела невиновного. Короткой была радость, ее сменила тревога. Таня не нашла «своего» Федю. Выходит, он не местный.
Отсортированную стопку из тридцати бланков девушка разглядывала особенно пристально. Наконец она отложила семь фотографий и, подавая поочередно их мне, комментировала:
— Нос, как у того, но глаза совсем не те.
Вдруг воскликнула:
— Вот совсем его глаза! Только у этого очень широкое лицо. А здесь прическа похожа.
Постепенно вырисовывался собирательный портрет преступника. В Дмитров я возвращалась, имея более или менее определенные данные.
Приметы «артиста» Феди были розданы всем сотрудникам милиции, народным дружинникам. Установили дежурство на вокзалах, в клубах и других местах. Федя исчез. В Катуаре, где особенно широко была развернута оперативная работа по обнаружению преступника, нервничали: сколько, мол, можно, других дел тоже хватает. Некоторые высказывались за снятие дежурств.
Инспектор уголовного розыска Александр Мирошкин обходил клубы, танцплощадки, людные места, приглядывался. Как-то воскресным вечером заглянул он и в клуб Катуарского завода. Играла музыка, кружились нарядные пары. Всюду шум, смех. «Так же было и в тот вечер, когда веселилась здесь Таня, — подумал инспектор. — И к ней приставал подвыпивший парень, совсем как вон тот. И чего он привязался к девчонке, проходу не дает?»
Мирошкин решил вмешаться, подозвал гуляку. «Где я видел этого парня? Черный костюм, белая рубашка без галстука, прическа. Туфли! Белые, с дырочками! Он!» Стараясь не обнаружить своего возбуждения, инспектор сухо отчитал нарушителя:
— Разве можно приходить на танцы пьяным? Прошу пройти со мной в комнату дружины.
Задержанного немедленно доставили в отделение, тут же вызвали меня.
Свою причастность к покушению на жизнь Тани Федор К. отрицал категорически.
— Я здесь первый раз, — уверенно заявил он.
Слова задержанный выговаривал невнятно, падали они тяжело и неестественно.
У работников милиции сложилось убеждение, что именно К. совершил преступление. Улик хватало, чтобы взять его под стражу. Подозреваемого сфотографировали, снимки его разместили наряду со снимками похожих лиц, и я отправилась в Москву.
С Таней мы встретились, как добрые знакомые. Девушка уже вставала. В присутствии понятых Таня без колебаний опознала парня, который приставал к ней в клубе и ранил ее.
Когда К. узнал, что девушка опознала его, он сразу во всем признался. Подробно рассказал о тех двух воскресных вечерах, показал дом, возле которого нанес удар своей жертве. Примечательно, что от клуба к дому К. повел сотрудников не прямой дорогой, а в обход, через станцию. Тем путем, которым он шел за Таней.
Показал преступник и участок картофельного поля на частном огороде, куда он бросил нож. Долго опергруппа искала этот нож и, не обнаружив, уехала.