Солдаты
Шрифт:
— Ганс?
— Да?
— Ты в порядке?
— Просто устал, так чертовски устал.
— Мы должны сделать что-нибудь, ты понимаешь.
— Что?
Он чувствовал, что голос срывается. Его ум был омрачен, и ему становилось слишком трудно сосредоточиться.
— С приходом рассвета они нападут; они перегруппировываются не далее, как в пяти милях отсюда.
— Я знаю это.
Кетсвана быстро поговорил с машинистом, жестом показывая на свою оловянную кружку. Инженер взял ее, нацедил еще немного горячей воды, и добавил несколько листьев. Кетсвана взял чашку и вложил ее в дрожащие руки Ганса.
Ганс сделал глоток, поставил чашку на пол, и наклонил голову назад на поленницу.
— У нас есть приблизительно шесть часов до рассвета, — заявил Кетсвана. — Мы должны окопаться и подготовиться. Построим укрепленную линию, опираясь на эту железную дорогу, используя фабричные лагеря, которые мы захватили, в качестве оплотов.
— Я знаю, я знаю, — шептал он.
«Так много лет борьбы, так много долгих трудных лет, и теперь, похоже, что все закончится здесь».
Его разум унесся прочь, прерия, звездные ночи: Антиетам, дорога к Антиетаму, поднимающуюся на Южную Гору, взгляд назад через долину, синие колонны, серпантином простирающиеся к горизонту, послеполуденное солнце, вспыхивающее на пятидесяти тысячах винтовочных стволов; Геттисберг, когда солнце, казалось, остановилось в небесах; и эти странные небеса. Он посмотрел вверх на Большое Колесо, снова задаваясь вопросом, какая звезда была их домом. Продвинуться далеко, так далеко, и теперь упасть на последнем шаге, и увидеть, как все будет потеряно.
Он закрыл глаза, молитва шла прямо через его сердце, «Боже, пусть все это будет не напрасно».
— Ганс?
Кетсвана наклонился, испугавшись на долю секунды, его рука, мягко коснулась лба друга, проведя вниз до горла, нащупывая пульс.
Он вздохнул и откинулся назад. Ему надо поспать, он должен поспать. Всегда пытаясь нести все бремя, забывая только, скольких он воодушевил и обучил. Нет, ему надо поспать.
Машинист посмотрел на него, и Кетсвана, жестом, показал, что Ганса нельзя тревожить.
— Кетсвана?
Он выглянул из кабины. Сквозь растерянную, топчущуюся на месте толпу, он увидел Фен Чу, одного из старой гвардии, оставшегося в живых при побеге.
— Не слишком многое осталось от порохового завода, — доложил Фен. — Все взорвалось к чертям собачьим.
— Следующий лагерь? — Он показал жестом вверх по железной дороге к Гуаню.
— Некоторые из рабов, которые смылись оттуда, сказали, что охранники начали стрелять во всех, затем сбежали. Это фабрика по производству патронов для их винтовок.
Кетсвана посмотрел назад на запад. Фабричные лагеря были вытянуты, как бусинки, вдоль дороги, на несколько миль, большинство из них были в основном одной и той же планировки. Кирпичные строения, в которых располагались литейные цеха, лесопилки, заводы по производству патронов, снарядов, пуль, винтовок, орудийных стволов, броневиков… кирпичное здание, окруженное деревянными бараками для рабов, а те в свою очередь окруженные частоколами, обычно из бревен или горбыля.
Большинство из них горело.
Он посмотрел обратно на город. Нет, с надеждой на него покончено.
Юг? Он почти ничего не знал о той местности, только слухи. Во времена рабства ему иногда разрешали покидать лагерь по какому-нибудь поручению, на юге были только открытые сельхозугодья, обширные рисовые плантации и пастбища до того, как пришли бантаги. Сейчас большинство ферм было покинуто. Он помнил, что в ясный день, с крыши цеха можно было видеть, что холмы повышаются, и позади них, в отдалении был намек на окутанные облаками горы.
— Мы не можем пойти на юг, — заявил Фен, как будто читая мысли Кетсваны.
— Почему?
— Люди также бегут по этому пути. Они сказали, что большинство лагерных стоянок орды лежат на том пути, там сотни тысяч бантагов, их стариков, женщин и детёнышей, юрты, располагающиеся настолько далеко, насколько ты можешь видеть. Это — их летние пастбища на тех местах, что когда-то были фермами до того, как всех загнали в лагеря или убили.
То есть это не вариант.
Нет. Якорем спасения была железная дорога. Если мы попытаемся сбежать на юг, эта толпа, в панике, разбежится кто куда, и все превратится в охоту. — Хорошо, сплотите наших людей; мы начинаем отступать назад вдоль дороги. Мы отодвинем поезда назад по линии на три или четыре мили. Мы выставим поезда в ряд вдоль железной дороги между тремя или четырьмя лагерями и перевернем их вверх ногами. Соберите все трофейное оружие, какое сможете. Зайдите на завод по производству патронов, например, и вытащите так много боеприпасов, сколько сможете. Начните отбирать эту толпу, скажите им, что подкрепление приближается по железной дороге, но мы должны протянуть время.
— Они приближаются?
— Мы оба знаем ответ на этот вопрос, но мы добрались сюда, чтобы дать этим людям какую-то надежду, какую-нибудь причину повернуться и сражаться как люди, вместо того, чтобы быть выслеженными как скот, которым они были. Если мы можем получить десять часов, даже восемь, мы должны быть в состоянии укрепить хорошие позиции, а затем посмотрим, что эти ублюдки будут делать.
— Ты говоришь о сотнях тысяч людей здесь, — закричал Фен. — Они все умрут, как только орда оправится и нападет.
— Фен, год назад все мы полагали, что при любом раскладе мы покойники. Все, о чем я просил тогда, возможность умереть, убивая ублюдков. Я по-прежнему чувствую тот настрой; как насчет тебя?
Усмешка исказила утомленное лицо Фена, он встал по стойке «смирно» и отдал честь.
— Хорошо, давай перейдем к работе.
Фен умчался прочь, исчезая в толпе, выкрикивая приказы. Кетсвана посмотрел на машиниста и показал ему жестом дать задний ход. Когда машина медленно покачнулась при изменении направления движения, он посмотрел вниз на Ганса. Подняв грязное одеяло из угла кабины локомотива он мягко обернул его вокруг плеч друга.
— Мой друг, сегодня будет хороший день, чтобы умереть, — прошептал он.
По ощущениям было похоже на былые времена, нападение на Карадогу, пятый год войны Самозванца-Лженаследника. Во время войны город был уничтожен третьей атомной бомбой. Атака с воздуха была совершена против ветра, чтобы предотвратить отступление беженцев и отправить их прямо в ад, так как Карадога был центром непоколебимого сопротивления. Это было сражение, во время которого он потерял веру в цели войны. Гаарк присоединился к части вскоре после того сражения. Возможно, подумал Джурак, если бы он увидел это, его пыл угас бы быстрее.