Солдаты
Шрифт:
Они были отличными воинами, Ганс мог видеть это, одетые в черную униформу, держащие наготове винтовки. Перед ними отступало небольшое количество чинов, беженцев, которые бродили в полях к северо-западу от горящего города. Бантаги даже не трудились тратить впустую выстрел на такую добычу. Если их неуклонно продвигающаяся линия настигала кого-нибудь, то жертва просто закалывалась штыком и оставлялась. Они не захватывали добычу с собой, не разрывали тела на части, просто холодное убийство и затем движение дальше.
Позади двойного ряда стрелков он видел основную часть войск,
Окидывая взглядом наступающие колонны, он видел, что их левый фланг, справа от него, полностью подобрался к стенам все еще горящего города, в то время как их правый фланг перекрыл пространство влево от него, по крайней мере, примерно на милю. Несколько тысяч бантагов передвигались на лошадях, располагаясь дальше в открытую степь. Эти войска не были одетыми в черную форму, многие носили жакеты более старого стиля из коричневой кожи. Он мельком увидел штандарт, украшенный человеческими черепами.
Это был флаг мерков.
Он опустил полевой бинокль, посмотрел на Кетсвану, который кивнул.
— Ублюдок здесь, Ганс. В течение ночи он оттянулся на запад, объединяя выживших после вчерашнего сражения.
Ганс снова поднял бинокль, но штандарт исчез в закружившемся облаке пыли.
У него ничего не было, чтобы укрепить свой собственный левый фланг; он просто заканчивался у этого фабричного лагеря. Было очевидно, что в течение нескольких минут после начала битвы, верховые бантаги обойдут его слева и проникнут в тыл.
Он различил двигающиеся вместе с приближающимся войском полдюжины батарей полевых пушек, и несколько дюжин фургонов, которые, несомненно, перевозили мортиры. За исключением нескольких жалких пушек, таких как та, которую они установили рядом с тем местом, где он стоял, у них не было ничего, чтобы противостоять им. Однако, все же хуже было то, что в середине продвигающейся линии, также приближались полдюжины броневиков, в то время как наверху поднимались несколько бантагских дирижаблей, проплывая над пехотой и направляясь прямо на него.
Что касается его собственных дирижаблей, не осталось ничего. Обломки его воздушного флота загромождали поле, кусочки плетеной рамы, выгоревший брезент, и темные глыбы, которые когда-то являлись двигателями, это все что осталось от воздушного корпуса Республики. У него промелькнула мысль о Джеке, он задумался, а возвратился ли кто-либо из них хотя бы в Сиань.
Повернув полевой бинокль, он внимательно просмотрел позиции Кетсваны, его немногих ветеранов, и чинов, которые пытались подготовиться в течение ночи, и он изо всех сил постарался не зарыдать. Железная дорога, построенная прямо как стрела с запада на восток, направляясь в горящий город, была местом сосредоточения их сил. Во время ночи дорога была разрушена, шпалы и щебень навалили таким образом, чтобы построить грубый частокол.
Дюжина фабричных лагерей,
Тем не менее, людская масса, толпящаяся и ожидающая, заставляла леденеть его душу. Вдоль частоколов он видел случайную вспышку ствола винтовки или кого-то держащего драгоценный револьвер, но большинство было вооружено не чем иным как копьями, дубинками, кирками, железными палками, несколькими ножами, или камнями. И там их находилось несколько сотен тысяч.
Испуганные дети вопили, старики и женщины сидели на корточках на земле, в страхе прижимаясь друг к другу, их голоса смешивались в жалобный вопль людей, отчаявшихся от ужаса. Посмотрев на юг, он увидел десятки тысяч тех, кто с приходом рассвета, уже покинули место сражения, направляясь через открытые поля, двигаясь через то, что когда-то было преуспевающими деревнями и селениями, но которые давно были заброшены, поскольку бантаги забрали население в качестве рабочей силы и для убойных ям. Они отправлялись, один Бог знает куда, поскольку нигде не было места, чтобы скрыться, и как только кочевники окажутся в тылу, они будут выслежены как напуганные кролики.
Он знал с болью в сердце, что его прибытие вызвало заключительный апокалипсис. После того, что произошло вчера, Джурак не позволит жить ни одному человеку. Они убили бантагов, они разрушили фабрики, которые были единственной остающейся причиной их существования. Они должны были бы все умереть.
Один из бантагских дирижаблей лениво прошел наверху, пилот оставался достаточно высоко, чтобы держаться в стороне от дистанции поражения винтовочного огня. Он чрезмерно накренился, выполняя несколько трудных поворотов. Ганс оглянулся назад через стену и увидел море поднятых кверху лиц, руки, указывающие ввысь.
Теперь это не были суда янки, приходящие, словно боги с небес, приносящие мечту о свободе. Это была страшная Орда, и как будто для привлечения внимания, днище машины было украшено знаменами из человеческих черепов. В толпе раздались крики страха. Еще больше чинов стали вырываться из лагеря. Прозвучало несколько разрозненных винтовочных выстрелов, несколько его человек, расставленных в тыловой части лагеря, держали свое оружие над головой, стреляя не в судно, а чтобы напугать беженцев и вернуть их назад в линию обороны. Некоторые развернулись, но он знал, что, как только завяжется настоящая битва, скорее всего, начнется паника.
Машина повернула еще раз, задрала нос, выпустила клубок дыма. Секунду спустя раздался звук — почти ленивое хлоп, хлоп, хлоп — медленно стреляющее автоматическое оружие бантагов. Между его лагерем и следующим разорвалась линия пуль, полдюжины чинов упали, вспыхнула паника. Машина, наконец, выровнялась и полетела к городу.
Ганс посмотрел на Кетсвану.
— Боже мой, это будет резня, — прошептал Ганс.
Кетсвана посмотрел на него, сузив глаза.
— Если они поймут, что все они в любом случае погибнут, то они будут сражаться. Они должны.