Солнце любви [Киноновеллы. Сборник]
Шрифт:
ПОЛИНА. И вы, смеясь, говорите об этом?
ЮЛЯ. Что делать? Сдается мне, что наше время - время дебилов - от художников и писателей, вы знаете, что они пишут, до бизнесменов и президентов.
ПОЛИНА. Это ужасно. Но в чем-то, увы, вы правы.
ЮЛЯ (со слезами на глазах и в голосе). О вечере я узнала случайно, от портнихи.
ПОЛИНА. Значит, ваше явление на маскараде будет для него сюрпризом, как вы встретились у нас на вечеринке?
ЮЛЯ. Да! Это лучше всего.
ПОЛИНА. Нас ожидают еще не такие сюрпризы. Но чудеса - это ведь всего лишь покров тайны любви и смерти.
Дом в стиле модерн и сад погружены в вечерние сумерки; на лужайке у оранжереи столики с напитками и угощеньями - пикник на фоне южных растений.
Всем распоряжается Коробов, ему помогают его дети, будто они принимают гостей. Полина и Вениамин довольны - меньше для них забот, они будут всего лишь участниками маскарада, который обещал всевозможные приключения.
Коробов в светлом дачном костюме и в пенсне напоминал Чехова, словом, профессора его времени, а дети его - студент, гимназистка и гимназист - с веселостью подыгрывали ему.
МОРЕВ(в обличье Пьеро). Вот профессор и его семья!
Юля явилась в маске и чудесном платье Коломбины, как с картины Константина Сомова. И она сразу атаковала Пьеро.
ЮЛЯ. Милый Пьеро!
МОРЕВ. О, Коломбина!
ЮЛЯ. Вижу, вижу, вы рады мне. А пригласить забыли.
МОРЕВ. Я здесь более случайный гость, чем вы, Коломбина.
Проносятся звуки флейты и рожков, и проступают деревья, а под сенью ветвей беседка, увитая вся вьюном с белыми колокольчиками.
На пьедестале высилось изваяние, вне всякого сомнения, Афродиты классической эпохи.
СТУДЕНТ. Это скульптура или обнаженная женщина?
ГИМНАЗИСТКА. Статую нельзя назвать беломраморной, она скорее розовая, как женское тело.
КОРОБОВ. В древности статуи окрашивали.
ГИМНАЗИСТ. Там стоит живая женщина. Прямо страх!
Морев и Юля, выбежав в сад, как только там объявились раженые, обратили внимание на Пьеро и Коломбину, одетых во всем под стать им.
МОРЕВ. Это художник Орест Смолин и госпожа Ломова.
ЮЛЯ (в бархатной полумаске). Как! Разве это не представление?.
МОРЕВ. Для нас похоже на представление, но это маскарад, который имел место еще в начале века.
ЮЛЯ. Разыгрываешь? (В беспокойстве.) Как это может быть?
Морев взял Юлю за руку, словно желая ее успокоить. Она отняла руку и оглянулась: где-то здесь в любой момент мог появиться ее муж.
ЮЛЯ. О привидениях я слышала, но это же... Нет, держись от меня поодаль, милый, пока не отыщешь для нас укромное место.
Между тем при первых звуках флейты сатиры погнались за нимфами, полуодетыми для приличия, - вскрики, восклицания, - полное впечатление вакханалии, что даже неловко наблюдать, да и не видать ничего толком.
За нимфой погнался Арлекин в костюме полувоенного образца, в треуголке.
ЛОМОВ (как Арлекин). О, нимфа! Постой!
МАРИАННА (как нимфа). Мне бежать достойней, чем падать навзничь в объятиях сатира, да тут же явится другой и третий. Как не надоест!
ЛОМОВ (как Арлекин). Я отбил тебя от разнузданных зверей, с копытцами, косматых. Ты моя!
МАРИАННА (как нимфа). Мне кажется, я всем им отдавалась без стыда.
ЛОМОВ (как Арлекин). То сон! Ты моя!
Арлекин обнимает нимфу, прижав ее к стволу дерева. Она хватается руками за сучья и подтягивается, вскрикивая от его поцелуев по всему ее телу - от плеч и грудей до живота, и, ускользая, отталкивает ногами.
Арлекин грохнулся наземь, нимфа спустилась и, вместо того, чтобы убежать, поставила ногу на грудь ему - в вольной позе, вся открытая его альчущему взору.
МАРИАННА. Признайте себя побежденным, сударь!
ЛОМОВ. Отдайся!
МАРИАННА. При всех меня можно лишь лицезреть. А отдамся я лишь милому.
ЛОМОВ. Кто твой милый?
МАРИАННА. Ясно, кто. Вот только Коломбина заигралась с ним. Вам игра, а нам слезы?
Нимфа убежала прочь, вскрикивая то ли от смеха, то ли от слез. Арлекин поднялся, загораясь ревностью и гневом. Перед ним, как вкопанный, встал дворецкий.
ЛОМОВ. Чего тебе?
КУЗЬМА. Публики набежало.
ЛОМОВ. Откуда?
КУЗЬМА. С улицы, видимо. Всем страх как любопытно, что здесь происходит. Есть и ряженые, вроде вас.
ЛОМОВ. Где хозяйка?
КУЗЬМА. Как мне знать? Все в масках.
ЛОМОВ. А меня как узнал?
КУЗЬМА. Как не узнать? Сам натягивал на вас треклятый мундир.
ЛОМОВ. А нимфу ты признал?
КУЗЬМА. А как же!
ЛОМОВ. Ты следил за нами, олух! Я знаю, ты неравнодушен к Марианне.
КУЗЬМА. А кто к ней равнодушен? Нимфа!
Евгению в ее прекрасном театральном платье и полумаске сопровождал Орест, с ними был Серж в женском платье и шляпке, что ему вполне шло и что весьма забавляло троицу, поскольку граф то и дело атаковал мужчин и вскоре у него объявились поклонники, удивленные, восторженные и даже нахальные.